Странно, но я считала, что обязана что-то объяснять Джеймсу, да и вообще кому бы то ни было. Я так и сказала братьям, быстро и кратко изложив суть, а они молча слушали, не очень удивившись. В конце концов, они тоже были Эшли. Они знали историю этого «дара» и сами говорили, что имеют какую-то интуитивную связь.– И теперь, я полагаю, ты все ему расскажешь? – спросил Джеймс, когда я закончила.– А вы думаете, имеет смысл не говорить?– Боже мой... – начал он, но Эмори перебил:– Пусть скажет. Валяй, Бриони.– А почему бы и нет? Думаете, я могу оставаться всю жизнь его женой и не сообщить ему такую важную вещь? Он должен знать, что он законный Эшли, и что его прапрадед родился не в результате случайной связи помещика с легкомысленной девицей. Он должен знать, что Ник Эшли так любил Эллен, что женился на ней.– Или что так напугался ее братьев, – вставил Джеймс.– Это глупо! – с жаром возразила я, словно защищала самого Роба. Я знала, почему Ник и Эллен в те роковые дни скрывали свой брак, знала, словно они сами мне сказали. Как Роб и я, они хотели иметь свою собственную жизнь, пока мир не вмешается в нее. Но у них получилось еще меньше, чем у нас. Я устало выпрямилась в кресле. – Слушайте, а почему бы нам не переждать ночь и не поговорить об этом завтра? Если хотите, вместе с Робом. Насколько я понимаю, – все, что мы выяснили, никак не повлияет на происходящее в Эшли. Но если вы оба сейчас не уйдете и не сделаете что-нибудь с верхним шлюзом...– К черту верхний шлюз! – Странно, что Джеймс отстранил Эмори. – Ты серьезно хочешь сказать нам, что если расскажешь Гренджеру все это – эту старинную романтическую сказку, – ты серьезно хочешь нас уверить, что он справится с соблазном объявить об этом публично? Потребовать поместье и все остальное? Остаться с тобой здесь и изображать из себя лорда? Этот тип не устоит против такого!– Роб лучше вашего знает, какая обуза это поместье, – с пылом возразила я. – Я знаю, он не хочет тут оставаться, и я тоже. Вам еще раз повторять? Для нас все это не имеет никакого значения.– Не считая денег на эмиграцию, – сказал Джеймс. – Вам понадобится больше, чем можно выручить за полоску у коттеджа.– Если мы предъявим права на поместье и если наше требование будет удовлетворено.– Ты хочешь сказать, что он не потребует его?– Сколько вам говорить? – Я посмотрела на братьев устало и неприязненно. – Даже если бы мы захотели завладеть поместьем или получить за него деньги, – вы понимаете, что это делается через суд? Поместье не стоит того.– Твой отец, несомненно, думал, что стоит, – угрюмо проговорил Джеймс. – Вот почему он дважды отказывался расторгнуть траст, когда мы просили. Наверняка он разузнал о Робе Гренджере.– Да, – сказала я.Меня вдруг словно озарило: «Я говорил мистеру Брайанстону, что они с Робом должны пожениться. Возможно, мальчик уже знает, что он Эшли. Скажите мальчику, кто он. Этот траст теперь его забота. Можешь положиться на него, как поступить правильно. На тебе – на вас обоих – мое благословение». Я выпрямилась и честно сказала:– И он собирался поступить правильно, как и я. Я скажу Робу всю правду, и пусть он решает сам. Он должен узнать. Вот и все, Джеймс. Пусть все решает он. А я сказала, чего жду от него: распроститься со всем, как я, и уехать.Эмори пошевелился:– Лесли Оукер видел бумагу. И нельзя быть уверенным, что он будет молчать о таком пикантном факте.– Будет, если я попрошу. Во всяком случае, – нетерпеливо сказала я, – какая разница, кто об этом знает, если мы ничего не требуем? Мистер Эмерсон будет действовать так, как попросит Роб, – и, боже мой, вы можете представить себе подобный иск сегодня, в семидесятых годах двадцатого века? Романтическая сказка, правда ведь? Представьте себе адвокатов в суде, спорящих о приходской книге тысяча восемьсот тридцать седьмого года и о том, могла ли Бесс Эшли передать потомству телепатический дар.– Хорошо, – сказал Эмори. – Допустим. Хочешь ты этого или нет, Оукер уже рассказал о бумаге, и продать землю будет не так просто. У нас нет времени, чтобы дать юристам поживиться на этом и провести десяток счастливых лет, споря о всех «за» и «против» относительно дара Эшли, а тем временем Перейра моментально возбудит против нас дело о двадцати тысячах фунтов.– Мы можем уничтожить бумагу и заплатить Лесли Оукеру за молчание, – сказал Джеймс. Они снова говорили друг с другом, не обращая внимания на меня. Кажется, я еще что-то сказала, но они уже не слушали.– Даже если он согласится, все равно, вероятно, он уже кому-нибудь рассказал.– Да, но без доказательств...– Любые сомнения будут означать задержку, которой мы не можем себе позволить.– Это верно, – согласился Джеймс.– Погано, да? – сказал Эмори. – Ну и что же делать?– Это не слишком трудно. Привести все в надлежащее состояние.И тут, несмотря на усталость и волнение, я увидела, сама не желая верить в это, что Роб был прав: братья они мне или нет, но оба опасны, даже для меня. Сообразительные дикари, знающие, как извлечь выгоду из несчастья...Я не двинулась, но Джеймс, все еще настроенный на телепатическую волну, быстро встал между мной и телефоном. Я и не пыталась до него дотянуться, а закрыла глаза и попыталась связаться с Робом.Но при первом же пробном сигнале я услышала встревоженный голос Джеймса:– Ты знаешь, близнец, это правда: она может общаться с ним. Посмотри на нее.– Затем внезапно изменившимся голосом, как бы не веря, воскликнул:– Эмори! Нет!Что-то сильно ударило меня по голове, и я упала, как разбитая лампа.
Э ШЛИ , 1835 ГОД Его члены одеревенели и отяжелели, словно скованные железом. Боль взорвалась в груди и отозвалась во всем теле, потом чуть стихла и продолжалась ровно и безжалостно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87