Я остановилась на минутку, чтобы понаблюдать. В глубокой тени, где сидела женщина, черты беспокойства больше не были видны. Ее лицо казалось гладким, как в юности, даже уродливые руки, плавно двигаясь, приобрели своеобразную красоту.Я вспомнила, как рассказывала Марку о лунных прядильщицах, чтобы усыпить его и успокоиться самой, и взглянула снова на Софию, одетую в черное критянку, которая пряла в жаркий день. Враг, подозрительный, непонятный уроженец этой жаркой страны, законов которой я не знаю. Я прошла вперед и положила руку на ворота. София подняла глаза и увидела меня. Первая реакция – удовольствие, точно. На лице появилась улыбка, а темные глаза засветились. Затем, хотя она не повернула головы, у меня возникло впечатление, что она бросила быстрый взгляд в хижину. Я толкнула ворота. «Можно войти поговорить?» Я знала, что такому прямому вторжению, хотя, возможно, и не совсем деликатному, по правилам гостеприимства острова не могут чинить препятствий.«Конечно». Но вид тревожный.«Ваш муж ушел?»Она наблюдала за мной нервно, хотя искусные, привычные движения помогали ей вести себя естественно. Так сигарета иногда помогает в более сложном положении. Взгляд Софии скользнул по небольшому костру из прутьев на улице, где все еще кипел горшок. «Не пришел. – Затем, сделав движение, словно хотела подняться, сказала: – Пожалуйста, садитесь».«Спасибо, а вы продолжайте прясть. Я люблю наблюдать за этим». Я вошла в маленький дворик, повинуясь жесту хозяйки, села на скамейку под смоковницей возле дома и начала говорить комплименты. Восхищалась гладкостью шерсти, помяла меж пальцев кусок шерстяной ткани для скатерти, который она показала. Скоро она забыла застенчивость и отложила работу, чтобы принести связанные и вышитые ею вещи. Не ожидая приглашения, я оставила свое место и пошла за ней внутрь.В доме две комнаты. Между ними не дверь, а просто продолговатое отверстие в стене. Гостиная, выходящая прямо во двор, чрезвычайно чиста и очень бедна. Пол земляной, утрамбованный как камень, наполовину закрыт ковриком из простой плотной шерстяной ткани тускло-коричневого цвета. Небольшой камин в углу в это время года не используется. Через заднюю часть комнаты проходит широкий выступ, поднимающийся на три фута от земли, который, очевидно, служит местом для сна. Он покрыт единственным одеялом, разукрашенным в красный и зеленый цвета. Стены еще не побелены, на них сохранились следы сажи от зимнего дыма. Тут и там высоко в оштукатуренных стенах ниши содержат дешевые яркие украшения, выцветшие фотографии. На самом почетном месте – фотография ребенка, мальчика, возможно, лет шести. За ней неясная фотография, намного увеличенная, молодого, красивого, лощеного и уверенного мужчины в одежде, напоминающей военную форму. Мальчик очень похож на него, но застенчив. Возможно, муж и умерший ребенок? Я поискала фамильную икону, но ничего не увидела и вспомнила, что говорил Тони.«Мой мальчик», – сказала София. Она вышла из внутренней комнаты с охапкой одежды и не выразила ни обиды, ни удивления, что я последовала за ней в дом. Печально смотрела на фотографию и, можно поклясться, ни о чем больше не думала. «Он умер, госпожа, в семь лет. В один день все у него было хорошо, он был в школе и играл. На следующий, пфф, умер. И это Божья воля, что больше у меня не будет детей».«Простите. А это ваш муж?»«Да, муж. Посмотрите, эту подушку я сделала в прошлом году…»Она начала выкладывать вещи на солнце возле двери. Я нагнулась над ними, но повернулась так, что могла заглядывать во внутреннюю комнату. Затемнена, ставни закрывают солнце. Просто маленькая продолговатая коробка, с двуспальной кроватью, деревянным стулом и столом у окна, покрытым ярко-красной скатертью с кисточками. Казалось, что каждый угол дома открыт для созерцания…София снова начала прятать свою работу. «А сейчас, если вы здесь посидите в прохладе, я достану вам стакан мятного молока, которое готовлю сама».Я поколебалась и почувствовала себя пристыженной. Не хотелось принимать ее скудное гостеприимство, но поняла, что, поскольку вторглась в дом, вынудила предложить мне его. Ничего не оставалось, как поблагодарить и сесть. София дотянулась до полки возле двери, где за вылинявшей занавеской все тех же красного и зеленого цветов, стоял запас (какой жалкий ограниченный запас) пищи. Сняла бутылку и стакан.«София?» Мужской голос позвал со двора. Я слышала шаги, быстро спускающиеся с тропинки от моста, но не обратила внимания. У калитки они затихли. София быстро повернулась со стаканом в руке. Мужчина был все еще вне моего поля зрения и, должно быть, не видел меня. «Все в порядке, – кратко сказал он. – Что касается Джозефа… Что случилось? – София сделала легкое предостерегающее движение, указывающее, что она не одна. – С тобой кто-то есть?» – резко спросил он.«Это английская дама из отеля, и…»«Английская дама? – быстрый греческий прозвучал, как взрыв. – У тебя совсем нет ума приглашать ее домой, когда в любую минуту Джозеф…»«В ее присутствии хорошо говорить по-гречески, – сказала София. – Она прекрасно его понимает».Он шумно задышал, словно сжевал все слова, которые собирался сказать. Щелкнула щеколда. Я вышла вперед. Пришедший широко раскрыл ворота, и мы встретились на освещенном солнцем пороге.Властный мужчина, приближающийся к пятидесяти, широкоплечий и смуглый, со здоровым блеском кожи. Квадратное лицо, немного полнеющее, с выдающимися скулами и неизменными усами. Типичное греческое лицо, возможно, даже то, которое я в последний раз видела под красной повязкой вокруг головы, но не думаю, что так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78