Она отослала нас вглубь пещеры и отдернула занавес-
ку, чтобы впустить дневной свет. Потом разожгла огонь в
очаге. Большая часть дыма уходила через входное отверстие,
но часть оставалсь в пещере. Правда, благодаря этому снару-
жи нельзя было рассмотреть то, что делалось внутри. Софи
смешала содержимое двух или трех корзинок в котле, добави-
ла воды и поставила котел на огонь.
- Следи за ним, - сказала она Розалинде, а сама исчез-
ла в отверстии.
Возвратилась она минут через двадцать. Она бросила че-
рез порог несколько твердых круглых лепешек, а затем взоб-
ралась сама. Подойдя к котлу, она помешала и попробовала.
- Есть беспокойство в лагере? - Спросил я.
- Есть, но не из-за того, о чем ты думаешь, - ответила
она. - Его нашли. Думают, что это сделал ты. Вас искали все
утро. Но теперь их беспокоит уже другое. Люди, ушедшие вое-
вать, возвращаются по двое, по трое. Что случилось? Ты не
знаешь?
Я рассказал ей о засаде и последующем прекращении сра-
жения.
- Как далеко они теперь?
Я передал этот вопрос Майклу.
- Мы только что миновали лес и вступили в скалистую
местность, - ответил он.
Я повторил это Софи, и она кивнула.
- Часа три или немного меньше, и они дойдут до берега,
- сказала она.
Софи разложила порции кушания по чашкам. Вкус еды ока-
зался лучше, чем вид. Зато хлеб был гораздо менее вкусным.
Софи разбила лепешку камнем и размочила в воде, только тог-
да мы смогли ее есть. Петра ворчала, что дома пища лучше.
Это напомнило ей кое о чем. Без предупреждения она задала
вопрос:
- Майкл, с вами мой отец?
Вопрос захватил его врасплох. Я уловил его "да" рань-
ше, чем он сформулировал его в мысли.
Я посмотрел на Петру, надеясь, что она не поймет все-
го. Это было бы милосердно для нее. Розалинда поставлиа
чашку и тоже посмотрела на нее.
Мое подозрение, которое я так тщательно скрывал, прев-
ратилось в знание. Я вспомнил голос отца, безжалостный и
диктаторский. Я вспомнил выражение его лица, когда он гово-
рил: "Ребенок, который вырастет... И будет иметь детей...
И они тоже... И скоро все будет наполнено мутанатами и вся-
кой мерзостью. Вот что случится там, где воля и жесткость
ослабеют, но здесь этого никогда не случится".
А потом говорила тетя Гэррист: "Я буду молиться, чтобы
бог послал милосердие в этот мир".
Бедная тетя Гэррист с ее надеждами и напрасными молит-
вами. Мир, в котором человек может принять участие в охоте
за своими детьми, что это за человек, и что это за мир?
Розалинда взяла меня за руку. Софи смотрела на нас.
Когда она увидела мое лицо, выражение ее лица изменилось.
- Что случилось? - Спросила она.
Розалинда рассказала ей. Глаза Софи наполнились ужа-
сом. Она перевела взгляд на Петру, затем вновь, уже сму-
щенно, на меня. Она открыла рот, собираясь что-то сказать
нам, но, опустив глаза, оставила мысль невысказанной. Я
тоже посмотрел на Петру, затем на Софи, на ее лохмотья, на
пещеру.
- Чистота, - сказал я, - воля господа. Честь твоего
отца... Можно ли простить его, или я должен постараться
убить его?!
Ответ поразил меня. Я не сознавал, что посылаю мысль
так далеко.
- Оставь его, - донеслась до меня простая и ясная
мысль женщины с Цей-лон. - Ваша задача выжить. Ни его вид,
ни его способ выжить, ни умение мыслить - не проживут дол-
го. Пусть он венец создания, а они - высшая цель господа,
которая уже достигнута, но им некуда двигаться дальше. Лю-
бая дорога, по которой идешь до конца, приведет в никуда.
Карабкайтесь в гору чуть-чуть, только для того, чтобы про-
верить, гора ли это. С вершины горы нельзя увидеть гору. Но
жизнь изменяется, этим она и отличается от гор, изменение
- ее сущность. Кто может считать себя настолько совершен-
ным, что не стремится измениться?
Формы жизни на свой страх и риск бросают вызов эволю-
ции. Если они не приспособляются, то они гибнут. Мысль о
совершенно закончившем свое развитие человеке - высшее
тщеславие. Закончивший развитие облик - кощунственный миф.
Древние люди принесли в мир Наказание, и были разорва-
ны им на части. Твой отец - одна из этих частей. Такие люди
хотят... Повторить историю. Они и приобретут нужную им
стабильность - среди ископаемых.
Ее мысль стала более мягкой, тень доброты смягчила ее,
но она продолжала все в том же стиле резкого оракула.
- У материнской груди спокойно, но наступает время от-
лучить ребенка от нее. Обретение независимости, обрыв свя-
зей - даже в лучшем случае - процесс болезненный для обеих
сторон, но он необходим, хотя человек может выражать недо-
вольство, сопротивляться. Связь все равно разорвана с одной
стороны, и будут только лишние мучения, если не разорвать
ее с другой.
Была ли суровая нетерпимость и жесткая нравственность
броней страха и разочарования, или же маской садиста - в
любом случае она скрывает врага жизни. Разница между видами
может быть уничтожена только самопожертвованием, их самопо-
жертвованием, так как нам нечем жертвовать. Мы должны пос-
троить новый мир, они же теряют старый.
Она замолчала, оставив меня в смущении. Розалинда выг-
лядела так, будто свыклась с необычными мыслями, а Петра,
казалось, мало что поняла. Софи с любопытством смотрела на
нас. Затем она сказала:
- Смотреть на вас постороннему не очень-то приятно.
Могу я что-нибудь узнать?
- Ну... - Начал я, не зная, как продолжать.
- Она говорит, что мы не должны беспокоиться о своем
отце, - сказала Петра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78