- Моя жена.
Трое в плащах молчали.
- Мы можем ехать дальше?
- Я оператор Михайлов, - сказал человек с факелом. - Меня послали
встретить вас и передать, что к академику Окада нельзя.
- Об этом я буду говорить с профессором Каспаро, - сказал Званцев. -
Проводите меня к нему.
- Профессор Каспаро очень занят. Мы бы не хотели, чтобы его
тревожили.
"Кто это - мы?" - хотел спросить Званцев, но сдержался, потому что у
Михайлова был невнятный монотонный голос смертельно уставшего человека.
- Я должен передать академику сообщение чрезвычайной важности, -
сказал Званцев. - Проводите меня к Каспаро.
Трое молчали, и красный неровный свет пробегал по их лицам. Лица были
мокрые, осунувшиеся.
- Ну? - сказал Званцев нетерпеливо.
Вдруг он заметил, что Михайлов спит. Рука с факелом дрожала и
опускалась все ниже. Глаза Михайлова были закрыты.
- Толя, - тихо сказал один из его товарищей и толкнул его в плечо.
Михайлов очнулся, мотнул факелом и уставился на Званцева припухшими
глазами.
- Что? - сказал он хрипло. - А, вы к академику... К академику Окада
нельзя.. На территорию института вообще нельзя. Уезжайте, пожалуйста.
- Я должен передать академику Окада сообщение чрезвычайной важности,
- терпеливо повторил Званцев. - Я океанолог Званцев, а в машине океанолог
Канда. Мы везем важное сообщение.
- Я оператор Михайлов, - сказал человек с факелом. - К Окада сейчас
нельзя. Он умрет в ближайшие четверть суток, и мы можем не успеть. - Он
едва шевелил губами. - Профессор Каспаро очень занят и просил не
беспокоить. Пожалуйста, уезжайте...
Он вдруг повернулся к своим товарищам.
- Ребята, - сказал он с отчаянием, - дайте еще две таблетки.
Званцев стоял под дождем и думал, что еще можно сказать этому
человеку, засыпающему на ходу. Михайлов стоял боком к нему и, запрокинув
голову, что-то глотал. Потом Михайлов сказал:
- Спасибо, ребята, я совсем падаю. У вас здесь все-таки дождь,
прохладно, а у нас все просто валятся с ног, один за другим, поднимаются и
опять валятся... Тогда уносим... - Он все еще говорил невнятно.
- Ничего, последняя ночь...
- Девятая, - сказал Михайлов.
- Десятая.
- Неужели десятая? У меня голова как чугун. - Михайлов повернулся к
Званцеву: - Извините меня, товарищ...
- Званцев, - сказал Званцев в третий раз. - Товарищ Михайлов, вы
должны нас пропустить. Мы только что прилетели с Филиппин. Мы везем
академику информацию, очень важную информацию. Он ждал ее всю жизнь.
Поймите, мы знаем его тридцать лет. Нам виднее, может он без этого умереть
или нет. Это чрезвычайно важная информация.
Акико вылезла из машины и встала рядом с ним. Оператор молчал, зябко
ежась под плащом.
- Ну хорошо, - сказал он наконец. - Только вас слишком много. - Он
так и сказал: "слишком много". - Пусть идет один.
- Ладно, - сказал Званцев.
- Только, по-моему, это бесполезно, - сказал Михайлов. - Каспаро не
пустит вас к академику. Академик изолирован. Вы может испортить весь опыт,
если нарушите изоляцию, и потом...
- Я буду говорить с Каспаро сам, - перебил Званцев. - Проводите меня.
- Хорошо, - сказал оператор. - Пошли.
Званцев оглянулся на Акико. На лице Акико было много больших и
маленьких капель. Она кивнула и сказала:
- Иди, Николай.
Потом она повернулась к людям в плащах:
- Дайте ему плащ кто-нибудь, а сами полезайте в машину. Можно
поставить машину поперек шоссе.
Званцеву дали плащ. Акико хотела вернуться в машину и развернуть ее,
но Михайлов сказал, что двигатель включать нельзя. Он стоял и светил своим
неуклюжим коптящим факелом, пока машину вручную разворачивали и ставили
поперек дороги. Затем застава забралась в кабину. Званцев заглянул внутрь.
Акико снова сидела свернувшись на переднем сиденье. Товарищи Михайлова уже
спали, уткнувшись головами друг в друга.
- Передай ему... - сказала Акико.
- Да, обязательно.
- Скажи, что мы будем ждать.
- Да, - сказал Званцев. - Скажу.
- Ну, иди.
- Саенара (до свидания), Аки-тян.
Званцев осторожно прихлопнул дверцу и подошел к оператору.
- Пойдемте.
- Пойдемте, - откликнулся оператор совсем новым, очень бодрым
голосом. - Пойдемте быстро, нужно пройти семь километров.
Они пошли, широко шагая, по мокрому шершавому бетону.
- Что у вас там делается? - спросил оператор.
- Где - у нас?
- Ну, у вас... В большом мире. Мы уже полмесяца ничего не знаем. Что
в Совете? Как с проектом Большой Шахты?
- Очень много добровольцев, - сказал Званцев. - Не хватает
аннигиляторов. Не хватает охладителей. Совет намерен перевести на проект
тридцать процентов энергии. С Венеры отозваны почти все специалисты по
глубокой проходке.
- Правильно, - сказал оператор. - На Венере им теперь нечего делать.
А кого выбрали начальником проекта?
- Понятия не имею, - сердито сказал Званцев.
- Не Штирнера?
- Не знаю.
Они помолчали.
- Мерзость, верно? - сказал оператор.
- Что?
- Факелы - мерзость, правда? Такая дрянь! Чувствуете, как он воняет?
Званцев принюхался и отошел на два шага в сторону.
- Да, - сказал он. От факела воняло нефтью. - А зачем это? - спросил
он.
- Так приказал Каспаро. Никаких электроприборов, никаких ламп. Мы
стараемся свести все неконтролируемые помехи к минимуму... Кстати, вы
курите?
- Курю.
Оператор остановился.
- Дайте зажигалку, - сказал он. - И ваш радиофон. Есть у вас
радиофон?
- Есть.
- Дайте все мне. - Михайлов забрал зажигалку и радиофон, разрядил их
и выбросил аккумуляторы в кювет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85