"Что такое?
Что это вы все?"
Как хотите, а это тоже характер. Не будь этого феномена, нипочем бы я
ничего не узнал, а уж Харон и подавно. Наши взгляды встретились, она
ласково улыбнулась мне дрожащими губами, и я не решился произнести слова,
которые вертелись у меня на языке. Чтобы успокоиться, я ушел к себе и
начал упаковывать марки. Дрожишь, говорил я ей мысленно, трепещешь!
Одиноко тебе, страшно, беззащитно. А он вот не поддержал тебя, не защитил.
Сорвал цветок удовольствия и побежал по своим делам. Нет уж, милая моя,
если человек бесчестен, то он бесчестен до конца.
Между тем, как я и ожидал, паника быстро шла на убыль. Установилась
обыкновенная ночь, земля больше не колыхалась, дома не скрипели. Госпожу
Эвридику кто-то увел к себе. Никто больше не кричал о войне, и вообще
кричать стало больше не о чем. Выглянув в окно, я увидел, что улица
опустела, только кое-где в домах еще виднелся свет да Миртил на своей
крыше блестел исподним среди звезд. Я окликнул его и спросил, что там
видно. "Ладно, ладно, - раздраженно ответил он. - Ложитесь, храпите. Вы
захрапите, а они вам как дадут..." Я спросил, кто это - они. "Ладно,
ладно, - ответствовал Миртил. - Умники нашлись. Со своим Пандареем. Дурак
он, ваш Пандарей, и больше ничего". Услышав про Пандарея, я решил снова
позвонить в полицию. Звонить пришлось долго, а когда я в конце концов
дозвонился, Пандарей сообщил мне, что новостей никаких особенных нет, но в
остальном все в порядке, пьяному Минотавру впрыснули успокаивающее,
сделали промывание желудка, и теперь он угомонился; что же касается
пожара, то горение давно прекратилось, тем более что это оказалось никакое
не горение, а большой праздничный фейерверк. Пока я вспоминал, какой же
это сегодня праздник, Пандарей повесил трубку. Глуп он все-таки и
отвратительно воспитан, и всегда был таким. Странно видеть таких людей в
нашей полиции. Наш полицейский должен быть интеллигентен, он должен быть
образцом для молодежи, героем, которому хочется подражать, чтобы ему можно
было без опасения вверить не только оружие и власть, но и воспитательную
деятельность. А Харон называет такую полицию "компанией очкариков" и
заявляет, что такая моя полиция никакому правительству не нужна, потому
что она начнет хватать и перевоспитывать самых полезных государству людей,
начиная с премьер-министра и полицей-президента. Не знаю, не знаю, может
быть. Но чтобы старший полицейский не понимал, что такое феномен, и хамил
при исполнении обязанностей - это совсем уж никуда не годится.
Спотыкаясь о чемоданы, я пробрался к буфету и налил себе рюмку
коньяку как раз в тот момент, когда в столовую вернулась Гермиона. Она
сказала, что это сумасшедший дом, что положиться здесь ни на кого нельзя,
что мужчины здесь не мужчины, а женщины не женщины. Что я законченный
алкоголик, что Харон турист, что Артемида белоручка, совершенно
неприспособленная к жизни. И так далее. Может быть, кто-нибудь объяснит,
зачем ее подняли среди ночи и заставили собирать чемоданы? Я ответил
Гермионе как мог и укрылся у себя в спальне. У меня все болело, и теперь я
точно знаю, что завтра у меня опять обострится экзема. Мне уже сейчас
хочется чесаться, но пока я еще сдерживаюсь.
Около трех часов земля задрожала снова. Послышался шум от многих
моторов и лязг железа. Оказалось, что мимо дома проходит колонна военных
грузовиков и бронетранспортеров с войсками. Они двигались медленно, с
притушенными фарами, и Миртил увязался за каким-то броневиком, затрусил
рядом, держась за выступ люка и что-то крича. Не знаю, что ему ответили,
но, когда колонна прошла и он остался один на улице, я его окликнул и
спросил, какие новости. "Ладно, ладно, - сказал Миртил. - Знаем мы эти
маневры. Разъезжают тут умники за мои деньги". И тут я все понял
окончательно. Происходят большие военные учения - возможно, даже с
применением атомного оружия. Стоило огород городить!
Господи, уснуть бы теперь спокойно!

2 ИЮНЯ
Весь чешусь. И главное, я никак не могу решиться поговорить с
Артемидой. Не выношу я этих сугубо личных разговоров, этого интима. И
потом, откуда я знаю, что она мне ответит?
Черт знает что делать с этими дочерьми. Если бы я хоть понимал, чего
ей не хватает! Есть муж, и не какой-нибудь сутулый мозгляк, а мужчина
крепкий, в самой поре, не урод какой-нибудь, не калека и вместе с тем не
потаскун. А мог бы: казначейская племянница на него устремляет призывные
взоры, и Тиона глазки ему делает, это же всем известно, и я уже не говорю
о гимназистках, дачницах или мадам Персефоне, которая из всех кошек самая
что ни на есть кошачья кошка и ни один кот устоять против нее не может. Но
я же знаю, что Артемида ответит мне на это. Скучно, скажет, папочка,
смертная у нас здесь тоска. И ведь крыть нечем! Молодая красивая женщина,
детей нет, темперамент завидный, нестись бы ей в вихре развлечений, танцы,
флирт и прочее. А Харон, к сожалению, из этих, из философистов. Мыслитель.
Тоталитаризм, фашизм, менаджеризм, коммунизм. Танцы - сексуальный
наркотик; гости - сплошные болваны, один другого страшнее. О том, чтобы в
винт или в четыре короля, - и заикнуться не смей. И притом ведь не дурак
выпить! Рассадит вокруг стола пятерых своих умников, поставит пять бутылок
коньяку и пошел рассуждать до самого утра. Девчонка позевает, позевает,
хлопнет дверью и спать уйдет. Разве это жизнь?
1 2 3 4 5