Ваш нос различит в ней многочисленные запахи – сушеных морских звезд, морской воды, ментола, озона от работающих моторчиков, оберточной бумаги, соломы, веревки, острый раздражающий запах гремучих змей и терпкий, тошнотворный – крыс; отсюда разит хлороформом, эфиром, карболкой, формалином, уксусной кислотой; прибавьте еще сюда запахи высокосортной стали, смазки, бананового масла и резиновых трубок, сушащихся шерстяных носков и сапог. Из задней двери в отлив несет водорослями и раками, в прилив – соленой морской пеной.
Левая дверь ведет в библиотеку. Стены в ней от пола до потолка заняты полками; на них ящики с брошюрами и оттисками, разными книгами: словарями, энциклопедиями, поэзией, пьесами. У стены – огромный проигрыватель, рядом коробки с сотней пластинок. Под окном – кровать красного дерева, на стенах и полках приколоты на уровне глаз репродукции Домье, Грэма, Тициана, Леонардо, Пикассо, Дали, Джорджа Гроза, так что можете полюбоваться ими в любую минуту. В этой небольшой комнате всюду стулья и скамьи. Иногда в нее набивается до сорока человек.
За этой библиотекой или музыкальной комнатой – как хотите – кухня, узкое помещение с газовой плитой, колонкой и мойкой. Хотя кое-какую еду и держали в картотечных ящичках в конторе, тарелки, масло и овощи стояли за стеклом книжных полок на кухне. Это не была чья-то прихоть. Так получилось само собой. Под потолком висели окорока, колбаса-салями и черные трепанги. За кухней была уборная и душ. Пять лет уборная протекала, пока среди гостей не нашелся умник, заклеивший трещину кусочком жевательной резинки.
Хозяин Западной биологической и ее работник – Док. Он невысок ростом, но крепок и силен. Его щуплая на вид фигура может ввести в заблуждение – в минуты гнева Док бывает страшен. Его обрамленное бородой лицо напоминает Христа и сатира, и впечатление это не обманчиво. О нем говорят, что он помогает девушкам выпутаться из беды, и тут же впутывает их в новую. У Дока руки думающего хирурга и трезвый, но добрый ум. Увидев собаку, Док приветливо касается шляпы, и собака отвечает ему улыбкой. Если необходимо, он может убить, но ради удовольствия и мухи не обидит. Боится он, и боится сильно, только одного – замочить под дождем голову и потому летом и зимой носит непромокаемую шляпу. Он может идти в воде по грудь, не испытывая неудобства, но стоит одной капле дождя упасть на голову, он чуть не падает в обморок от ужаса.
За несколько лет Док так сжился с Консервным Рядом, что его и самого брало удивление. Он стал кладезем искусства, науки и философии. В лаборатории девочки Доры впервые в жизни услышали старинные литургии и Грегорианские песнопения. Ли Чонг слушал здесь Ли Бо китайский поэт VIII века

по английски. Анри-художник познакомился с Книгой мертвых и был так потрясен, что изменил своей творческой манере. Прежде он творил с помощью клея, ржавчины и цветных петушиных перьев; теперь же материалом для картин стали исключительно ореховые скорлупки. Док терпеливо выслушивал всякий бред и умел переиначить его так, что бред становился в ваших глазах мудростью. Ум его не знал шор, сострадание не знало исключений. Он обладал даром говорить с детьми, втолковывал им самые серьезные вещи, и они понимали его. Он жил в бурлящем мире чудес. Он был любвеобилен как кролик и мягок как черт знает что. Его знакомые были у него в долгу, И все, подумав о мысленно прибавляли: «Надо обязательно сделать для Дока что-нибудь хорошее».

ГЛАВА VI

Док собирал морских животных в бухте Большого прилива у мыса. Место это сказочное: во время прилива желтовато-белая пенящаяся вода бурлила от волн, бегущих вдогонку приливной воде со стороны сигнального буя на скалах. В отлив же бухта становилась тихой и ласкающей взгляд. Вода была кристально чистая, а на дне разыгрывались фантастические представления: обитатели моря сновали туда-сюда, сражались, закусывали, размножались. Крабы спешили от одной колышущейся водоросли к другой. Морская звезда садилась на мидию или морское блюдечко, пускала в ход миллионы крошечных присосков и начинало тянуть вверх с неправдоподобной силой, пока не отрывала жертву от скалы. Наружу вытягивался желудок звезды и обволакивал добытую пищу. Оранжевые, в крапинках аэлиды изящно скользили над скалами, их вуаль полоскалась, как юбки испанских танцовщиц. Черные угри высовывали головы из расщелин, высматривая добычу. Раки-щелкуны громко щелкали своими клешнями. Весь этот яркий прекрасный мир был точно помещен под стекло. Раки-отшельники как очумелые сновали по песчаному дну. Вот один увидел пустую раковину, которая понравилась ему больше своей; он вылез из старой, подставив на миг врагу свое мягкое тельце, и тут же влез в новую. Через каменную гряду перекатилась волна, потревожила и вспенила гладкую, как стекло, воду, но скоро она опять прозрачна, покойна, ласкает глаз и – смертоносна: вон краб ухватил за ножку сородича и тянет изо всех сил. Актиния распустила зеленовато-желтые переливающиеся лепестки, приглашая какую-нибудь притомившуюся кроху понежиться в ее объятиях; и если соблазненный ею краб или бычок опрометчиво примет приглашение, лепестки скрутятся жгутом, жалящие клетки выстрелят ядовитыми стрелами и жертва ослабеет, впав в забытье, а тем временем едкие пищеварительные соки начнут делать свое черное дело.
Но вот крадучись выходит на охоту тихий убийца – осьминог; выплывет медленно, точно мягкое серое облако, уподобляясь то мотку водорослей, то камню, то груде гниющей плоти; его зловещий козлиный глаз холодно озирает все вокруг. Плывет, переваливаясь, все ближе к увлеченному едой крабу.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8