Квартал Тортилья-флэт
Перевод И.Гуровой

ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда я писал эту книгу, мне не приходило в голову, что моих
пайсано можно счесть любопытной или смешной диковинкой, существами,
замученными нуждой или приниженными. Все это - люди, которых я знаю и
люблю; люди, которые превосходно приспосабливаются к окружающей среде.
Такое свойство человеческой натуры зовется истинно философским
отношением к жизни, и это - прекрасная вещь.
Знай я, что этих людей сочтут забавной диковинкой, я, наверное, не
стал бы писать про них.
Когда я учился в школе, у меня был приятель. Мы называли его piojo
[Вошь (исп.)]; у этого смуглого мальчугана, очень доброго и хорошего,
не было ни отца, ни матери - только старшая сестра, которую мы все
любили и уважали. Мы почтительно называли ее "девицей на часок." Ни у
кого в городе не было таких румяных щек, и она частенько угощала нас
хлебом с помидорами. Так вот, в домике, где жили piojo и его сестра,
"девица на часок", кран кухонной раковины был отломан, а труба наглухо
забита деревянной пробкой. Воду для стряпни и питья брали из унитаза.
Для этого на полу рядом с ним стоял жестяной ковшик. Когда вода
кончалась, стоило только дернуть ручку, и запас ее пополнялся.
Использовать унитаз по назначению строжайше запрещалось. Однажды, когда
мы напустили туда головастиков, хозяйка дома как следует отругала нас,
а потом смыло наших питомцев.
Быть может, это - возмутительное нарушение благопристойности. Но я
так не считаю. Быть может, это забавно - забавно, о господи! Я долгое
время приобщался приличиям, и все-таки я не могу думать о сестре piojo
как о - есть ли слово гнуснее? - как о проститутке, а о его
бесчисленных дядюшках, порой даривших нам монетки, как о ее клиентах.
Все вышесказанное сводится в конце концов к тому, что это - не
предисловие, а эпилог. Я написал эти рассказы потому, что они правдивы,
и потому, что они мне нравились. Но литературные мещане отнеслись к
этим людям с вульгарной высокомерностью герцогинь которые жалеют
крестьян, снисходительно над ними посмеиваясь. Рас сказы эти
напечатаны, и взять их назад я не могу. Но никогда больше я не отдам на
поругание приличным обывателям этих хороших людей веселых и добрых,
честных в своих плотских желаниях и прямодушных, истинно вежливых, а не
просто учтивых. Если, рассказав о них, я им повредил, то глубоко
сожалею об этом. Больше это не повторится.
Adios, Монтерей
Июнь 1937 года.
Джон Стейнбек
ВСТУПЛЕНИЕ
Это повесть о Дэнни, и о друзьях Дэнни, и о доме Дэнни. Это
повесть о том, как Дэнни, его друзья и его дом стали единым целым, так
что когда в квартале ТортильяФлэт говорят о доме Дэнни, то имеют в виду
вовсе не деревянные стены с облупившейся побелкой, совсем скрытые
разросшимися кустами кастильской роды. Нет, когда там говорят о доме
Дэнни, то подразумевают некое единство, частично состоящее из людей,
единство, от которого исходили радость и веселье, готовность помочь и -
уже под конец - мистическая печаль. Ибо дом Дэнни. был подобен Круглому
столу, а друзья Дэннирыцарям Круглого стола. И это повесть о том, как
возникло их содружество, как оно расцвело и превратилось в союз,
исполненный красоты и мудрости. В ней будет рассказано о рыцарских
приключениях друзей Дэнни, о сделанном ими добре, об их мыслях и об их
подвигах. А в конце этой повести будет рассказано, как был потерян
талисман и как распалось содружество.
В Монтерее, старинном городе на калифорнийском побережье, все эти
истории хорошо известны, их повторяют снова и снова, а иной раз и
приукрашивают. Вот почему этот цикл следует запечатлеть на бумаге, дабы
ученые будущих времен, услышав входящие в него легенды, не сказали бы,
как говорят они об Артуре, о Роланде и о Робине Гуде: "Не было никакого
Дэнни, и никаких его друзей, и никакого его дома. Дэнни - это божество,
олицетворяющее природу, а его друзья - всего лишь первобытные символы
ветра, неба и солнца". И цель этой летописи - раз и навсегда сделать
невозможной презрительную усмешку на губах угрюмых ученых.
Монтерей лежит на склоне холма между голубым заливом и темным
сосновым лесом. В кварталах, расположенных ниже по склону, живут
американцы, итальянцы, рыбаки и рабочие консервных заводов. Но на
вершине холма, где город сливается с лесом, где на улицах нет
асфальтовых мостовых, а на углах - фонарей, укрепились старейшие
обитатели Монтерея, как древние британцы укрепились в Уэльсе. Это и
есть пайсано.
Они живут в деревянных домишках, дворы которых заросли бурьяном, и
над их жилищами еще покачиваются уцелевшие сосны. Пайсано не заражены
коммерческим духом, они не стали рабами сложной системы американского
бизнеса; да она, впрочем, и не слишком стремилась их опутать - ведь у
них нет имущества, которое можно было бы украсть, оттягать или забрать
в обеспечение займа.
Что такое пайсано? Он - потомок испанцев, индейцев и мексиканцев и
еще всевозможных европейцев. Предки его поселились в Калифорнии лет
сто-двести назад. По-английски он говорит, как пайсано, по-испански он
говорит, как пайсано. Если спросить его, какой он национальности, он
негодующе объявит себя чистокровным испанцем и, закатав рукав, покажет,
что кожа с внутренней стороны предплечья у него почти белая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9