Лучше помогите мне отсюда выбраться, тогда я получу свои деньги и выйду за вас замуж.
Тут Берт впервые заподозрил, что девочка не совсем нормальна.
– Конечно, я тебе помогу. – Он говорил сочувственно, мягко. – Только подожди немного, я непременно тебе помогу.
Он подошел к входной двери и постучал. Дверь почти тут же приоткрылась. На пороге стоял слуга и смотрел на него с неприязнью.
– Могу я видеть хозяйку дома? – спросил Берт.
– Нет, – сказал слуга и захлопнул дверь.
Берт вспыхнул от стыда за свою неудачу и опять, теперь уж довольно сердито постучал в дверь. Дверь снова чуть-чуть приоткрылась, за ней мелькнули черные глаза.
– А я вам повторяю: я хочу видеть хозяйку. Я хочу с ней поговорить о девочке, которая заперта в доме.
– Хозяйка очень плохо. Прошу извинить, – сказал слуга.
Он снова закрыл дверь. На сей раз Берт услышал, как опустилась щеколда. Он побрел прочь.
«Скажу жене, чтобы ноги ее там не было, – решил он. – Девчонка чокнутая, а слуга этот – хам. Да катись они все к чертовой матери!»
Элен крикнула из спальни:
– Джо, что там такое?
В дверях появился слуга.
– Человек приходил. Говорит, пришел вас видеть. Я сказал – вы плохо.
– Правильно. А кто он? Он сказал, зачем я ему нужна?
– Моя не знает. Он сказать, пришел видеть вас насчет молодой хозяйка.
Элен мгновенно оказалась у дверей. Ее лицо пылало от гнева.
– Что он хотел? Кто он такой?
– Моя не знает, хозяйка.
– И ты его выпроводил! Совсем распустился. Пошел вон!
Она снова упала в кресло и закрыла глаза.
– Хорошо, хозяйка. – Джо уже собирался уходить.
– Эй, Джо, иди сюда! – Он вернулся и стоял позади ее кресла, пока она не открыла глаза. – Прости меня, Джо. Я сама не знаю, что говорю. Ты все сделал правильно. Ты останешься у меня, правда?
– Да, хозяйка.
Элен встала и торопливо подошла к окну.
– Сама не знаю, что со мной сегодня творится. Мисс Хильда успокоилась?
– Да, молодая хозяйка теперь хорошо.
– Ладно, разожги, пожалуйста, огонь в камине. Там, в гостиной... А потом, чуть погодя, приведи ее ко мне.
Элен сделала из своей гостиной некое подобие памятника покойному супругу. Она придала ей вид охотничьего домика. Это была большая комната, отделанная панелями и балками из красного дерева. Оленьи морды всех родов и мастей высовывали между ними свои любопытные носы. Одну из стен целиком занимал огромный, сложенный из неотесанных камней камин, над которым висел рваный французский боевой флаг, где-то найденный Хьюбертом. Ружья Хьюберта хранились в запертом ящике со стеклянной крышкой, каждое в своем гнезде. Элен казалось, что пока она может здесь уединиться, муж не окончательно для нее потерян.
На Рашн Хилл она проводила в кабинете, грезя наяву, весьма приятные часы. И ей хотелось, чтобы это и здесь продолжалось. Она создала целый обряд, с помощью которого ей удавалось материализовать свою мечту. Элен садилась перед горящим камином, сложив на коленях руки. Затем она подолгу останавливала взгляд на каждом трофее, всякий раз повторяя: «Хьюберт касался тебя рукой». В конце концов перед ней появлялось видение мужа. Она почти ощущала его рядом с собой. В своем воображении Элен могла до мельчайших деталей представить его себе: руки, узкие бедра и длинные ноги. Потом она вспоминала, как он произносил слова, все его интонации, вспоминала, как лицо его то вспыхивало, то бледнело, когда он чем-то был взволнован. Она вспоминала, как он водил гостей от одного трофея к другому: перед каждым муляжом или чучелом Хьюберт останавливался, покачиваясь с пятки на носок и заложив руки за спину, и подробно, не упуская ни единой мелочи, рассказывал, как он убил этого зверя.
– Луна спряталась. Вокруг никаких признаков жизни. Фред, мой лесник, говорит: «Ничего нам сегодня не светит». Помнится, в то утро нам здорово не везло. Но вот, знаете, не покидало меня это ощущение – надо бы еще побродить, посмотреть, может, что обломится.
В эти минуты Элен словно наяву слышала, как он рассказывает свои истории – дурацкие, пустые истории, всегда кончавшиеся одинаково:
– Ну, расстояние было порядочное. Ветер дул слева и притом дьявольски сильно, но я как-то пристроился. Я еще подумал: «А, все равно, ничего не выйдет, ну и черт с ним, промажу так промажу». Так что мне, можно считать, просто повезло.
Потом она представила себе связки перепелов, которые он приносил домой – привязанные за шеи птицы гроздьями свисали с ременного шнура.
– Когда они подыхают вот так, на ремне, они потом долго не портятся, – торжественно заявил Хьюберт.
И тут вдруг Элен поняла, что ей больше не хочется думать о Хьюберте. Воспоминание о нем чуть не уничтожило ее счастливое чувство умиротворения.
Стемнело. Ночь сладко пахла шалфеем. Она слышала, как повар на кухне зазвонил в коровий колокольчик, который она купила, чтобы созывать всех к обеду. Элен вздрогнула, плотнее закуталась в шаль и направилась к дому.
В столовой ее ждала дочь. На лице Хильды не осталось даже следов утренней яростной вспышки, казалось, она счастлива и весьма довольна собой.
– Дорогая, милая моя! Тебе лучше, верно? – воскликнула Элен.
– Да, мама!
Мать обошла вокруг стола и поцеловала Хильду в лоб. Потом на мгновение она судорожно прижала ее к себе.
– Когда ты увидишь, как тут прекрасно, ты полюбишь наш новый дом. Я уверена, что ты его полюбишь.
Хильда ничего не ответила, но ее глаза стали хитрыми.
– Тебе здесь понравится, правда, моя дорогая? – продолжала допытываться Элен.
Хильда держалась загадочно.
– Может, и понравится. А может быть, и нет.
– О чем ты это, дорогая?
– А может, я и пробуду здесь совсем недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62