Так что забудь обо всем.
- Все это хорошо, но что я теперь буду делать?
- Ты будешь сидеть и отдыхать, и позволишь мне заботиться о тебе,
крошка.
Несколько секунд Элен не шевелилась и молчала, затем снова взглянула
на него и нежно протянула:
- Джи-ил...
Почти минуту он боролся с собой, перечисляя все преграды, вспоминая о
том, какие могут быть последствия. Он уже не мальчик, а она достаточно
пожила с полицейским - своим отцом. Перед ним стоит серьезная задача,
выполняя которую, он рискует жизнью. Все это грозило ей неприятностями,
причем такими, каких она никогда не знала. Но другое чувство,
пробудившееся в нем, в которое он даже не верил, оказалось сильнее
сомнений. Он взглянул на нее и улыбнулся.
- Это тяжкий путь, моя сладкая, но что делать?
Элен положила голову ему на плечо и прошептала:
- Я люблю тебя.
Джил молча поцеловал ее, произнося про себя те же слова, обращенные к
ней.
- Джил.
- Да?
- Сегодня суббота.
- Знаю.
- Мы не могли бы куда-нибудь отправиться на уик-энд?
Он посмотрел на часы и нахмурился.
- Уже девять сорок.
- Есть одно ужасно хорошее местечко в Нью-Джерси. Там тихо и отлично
кормят. У всех комнат балконы выходят на холмы.
- Но, моя сладкая...
- Ну, пожалуйста.
Он нежно пожал ее руку.
- Ладно. - Он снова взглянул на часы. - Сейчас я тебя высажу, поеду
захвачу кое-какие свои вещи и через полчаса буду тебя ждать.
Элен убрала голову с его плеча и недовольно нахмурилась.
- Любимый... если ты хочешь быть любимым, то должен немножко лучше
понимать женщин. Я только что получила такой страшный урок и должна
собраться, как следует. Поэтому, прошу, дай мне часа полтора.
Берк рассмеялся. Она права - он просто отупел. Они были почти у ее
дома. Он наклонился и поцеловал ее в губы.
- Я научусь, ягненочек.
Элен потрепала его по щеке.
- Я тоже так думаю.
- Но я хочу, чтобы ты знала кое-что еще.
- Что?
- Я решился на это не просто так. Мое предложение позаботиться о тебе
мотивировано более постоянными и важными соображениями и намерениями.
Элен почувствовала, что заливается румянцем, и подумала, что никогда
не была такой счастливой, как сейчас...
- Никогда! - сказала она сама себе и пошла вверх по ступенькам,
ощущая радостную дрожь.

Папа Менес даже не знал, хорошо это или плохо. Но правлению известно,
что он находился и находится сейчас во Флориде, где началось наступление,
и теперь они обсуждают, что ему делать.
Майами, центр восстания, был от него лишь в часе езды на машине, и
если не он вдохновитель и организатор восстания, то ему можно поручить его
ликвидацию. Являясь членом правления, он не присутствовал на заседании,
где были вынесены последующие решения. У него был нюх на кровь, а свою
кровь он проливать не любил. И потом, когда он получил председательское
кресло и власть в организации, единственными словами, употреблявшимися
постоянно, были "пытать" и "убивать".
Совсем случайно он оказался сейчас рядом с мятежниками и должен
позаботиться о резвом Германе, который задумал освободиться от власти
организации. Они полагают, что он отлично знает здешнюю обстановку, и
потому просили его выполнить эту работу для дураков. У него достаточно
козырей и он сможет позаботиться о Германце в любое время, когда захочет.
Его солдаты уже прибыли и были готовы действовать. Хотя майамская
полиция оцепила весь район, его люди были единственными, кто мог
проникнуть к мятежникам и нанести удар. Они были хорошо вооружены, отлично
натренированы и абсолютно преданы ему...
Почему правление поручило это дело именно ему, он не знал. Эта
работенка вполне подошла бы для какого-нибудь местного капо, но не для
босса. Но уж если ему дали работу, что ж, отлично. Он сделает.
В Нью-Йорке сукин сын Берк устроил французу множество неприятностей,
и это тоже хорошо. Всякий раз, когда правление вводит в действие тварь,
вроде француза, неприятности неизбежны. Дерьмо! Дали бы ему возможность
использовать своих людей, он бы все сделал сам. Так нет, они подключили к
делу Фрэнка Бердуна, и тот сумел усугубить положение.
Ладно, он-то не оплошает. Два дня работы и через неделю этот жук
Германец будет мертв и с его выступлением будет покончено.

Фрэнк Бердун обладал интуицией зверя. Он знал, когда его преследуют.
Он чуял это нутром и, шагая по улицам, сжимал в кармане пистолет. Обычно
ощущение оружия в руке успокаивало, но в этот раз он продолжал волноваться
и нервничать. Металл холодил ладонь, глаза выискивали опасность, все
чувства были напряжены, но он не видел охотника.
Француз вспомнил Вика Петрочинни и других, и неожиданно понял, что
они ощущали в свое время. Его снова затошнило.
Когда, войдя в свою квартиру, он оказался в относительной
безопасности, его еще раз вырвало. Он торопливо встал на коврике на колени
перед унитазом и старался, чтобы брызги не попали на него. Вылилось из
него не так уж и много, потому что он ничего не ел, но мутило ужасно, и он
дергался в спазмах. Когда рвота прекратилась, он разделся и влез под душ.
Француз вышел из ванны уже более похожим на себя. После душа он, как
всегда, почувствовал себя лучше. Он не увидел ножа, который полоснул его,
а только вытаращил глаза и попытался закричать.
Увидев знакомое лицо, он не успел произнести имени палача: следующий
взмах ножа полностью перерезал ему глотку у подбородка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63