В субботу должна открыться сессия Верховного Совета
Союза. Ничего крупного как будто не ожидается, утвердят бюджет. Когда сег
одня он уезжал из дому в больницу, начали передавать по радио большой док
лад о тяжёлой промышленности. А здесь, в палате, даже радио нет, и в коридор
е нет, хорошенькое дело! Надо хоть обеспечить "Правду" без перебоя. Сегодня
Ц о тяжёлой промышленности, а вчера Ц постановление об увеличении про
изводства продуктов животноводства. Да! Очень энергично развивается эк
ономическая жизнь и предстоят, конечно, крупные преобразования разных г
осударственных и хозяйственных организаций.
И Павлу Николаевичу стало представляться, какие именно могут произойти
реорганизации в масштабах республики и области. Эти реорганизации всег
да празднично волновали, на время отвлекали от будней работы, работники
созванивались, встречались и обсуждали возможности. И в какую бы сторону
реорганизации ни происходили, иногда в противоположные, никого никогда
, в том числе и Павла Николаевича, не понижали, а только всегда повышали.
Но и этими мыслями не отвлёкся он и не оживился. Кольнуло под шеей Ц и опу
холь, глухая, бесчувственная, вдвинулась и заслонила весь мир. И опять: бюд
жет, тяжёлая промышленность, животноводство и реорганизации Ц всё это о
сталось по ту сторону опухоли. А по эту Ц Павел Николаевич Русанов. Один.

В палате раздался приятный женский голосок. Хотя сегодня ничто не могло
быть приятно Павлу Николаевичу, но этот голосок был просто лакомый:
Ц Температурку померим! Ц будто она обещала раздавать конфеты.
Русанов стянул полотенце с лица, чуть приподнялся и надел очки. Счастье к
акое! Ц это была уже не та унылая чёрная Мария, а плотненькая подобранная
и не в косынке углом, а в шапочке на золотистых волосах, как носили доктор
а.
Ц Азовкин! А, Азовкин! Ц весело окликала она молодого человека у окна, ст
оя над его койкой. Он лежал ещё странней прежнего Ц наискось кровати, нич
ком, с подушкой под животом, упёршись подбородком в матрас, как кладёт гол
ову собака, и смотрел в прутья кровати, отчего получался как в клетке. По е
го обтянутому лицу переходили тени внутренних болей. Рука свисала до пол
у.
Ц Ну, подберитесь! Ц стыдила сестра. Ц Силы у вас есть. Возьмите термоме
тр сами.
Он еле поднял руку от пола, как ведро из колодца, взял термометр. Так был он
обессилен и так углубился в боль, что нельзя было поверить, что ему лет сем
надцать, не больше.
Ц Зоя! Ц попросил он стонуще. Ц Дайте мне грелку.
Ц Вы Ц враг сам себе, Ц строго сказала Зоя. Ц Вам давали грелку, но вы её
клали не на укол, а на живот.
Ц Но мне так легчает, Ц страдальчески настаивал он.
Ц Вы себе опухоль так отращиваете, вам объясняли. В онкологическом вооб
ще грелки не положены, для вас специально доставали.
Ц Ну, я тогда колоть не дам.
Но Зоя уже не слушала и, постукивая пальчиком по пустой кровати Оглоеда, с
просила:
Ц А где Костоглотов?
(Ну надо же! Ц как Павел Николаевич верно схватил! Костог-глод Ц Оглоед
Ц точно!)
Ц Курить пошёл, Ц отозвался Демка от двери. Он все читал.
Ц Он у меня докурится! Ц проворчала Зоя.
Какие же славные бывают девушки! Павел Николаевич с удовольствием смотр
ел на её тугую затянутую кругловатость и чуть на выкате глаза Ц смотрел
с бескорыстным уже любованием и чувствовал, что смягчается. Улыбаясь, он
а протянула ему термометр. Она стояла как раз со стороны опухоли, но ни бро
вью не дала ронять, что ужасается или не видела таких никогда.
Ц А мне никакого лечения не прописано? Ц спросил Русанов.
Ц Пока нет, Ц извинилась она улыбкой.
Ц Но почему же? Где врачи?
Ц У них рабочий день кончился.
На Зою нельзя было сердиться, но кто-то же был виноват, что Русанова не леч
или! И надо было действовать! Русанов презирал бездействие и слякотные х
арактеры. И когда Зоя пришла отбирать термометры, он спросил:
Ц А где у вас городской телефон? Как мне пройти? В конце концов можно было
сейчас решиться и позвонить товарищу Остапенко! Простая мысль о телефон
е вернула Павлу Николаевичу его привычный мир. И мужество. И он почувство
вал себя снова борцом.
Ц Тридцать семь, Ц сказала Зоя с улыбкой и на новой температурной карто
чке, повешенной в изножье его кровати, поставила первую точку графика. Ц
Телефон Ц в регистратуре. Но вы сейчас туда не пройдёте. Это Ц с другого
парадного.
Ц Позвольте, девушка! Ц Павел Николаевич приподнялся и построжел. Ц К
ак может в клинике не быть телефона? Ну, а если сейчас что-нибудь случится?
Вот со мной, например.
Ц Побежим Ц позвоним, Ц не испугалась Зоя.
Ц Ну, а если буран, дождь проливной? Зоя уже перешла к соседу, старому узбе
ку, и продолжала его график.
Ц Днём и прямо ходим, а сейчас заперто.
Приятная-приятная, а дерзкая: не дослушав, уже перешла к казаху. Невольно
повышая голос ей вослед, Павел Николаевич воскликнул:
Ц Так должен быть другой телефон! Не может быть, чтоб не было!
Ц Он есть, Ц ответила Зоя из присядки у кровати казаха. Ц Но в кабинете
главврача.
Ц Ну, так в чём дело?
Ц Дёма... Тридцать шесть и восемь... А кабинет заперт, Низамутдин Бахрамови
ч не любит...
И ушла.
В этом была логика. Конечно, неприятно, чтобы без тебя ходили в твой кабине
т. Но в больнице как-то же надо придумать...
На мгновение болтнулся проводок к миру внешнему Ц и оборвался. И опять в
есь мир закрыла опухоль величиной с кулак, подставленный под челюсть.
Павел Николаевич достал зеркальце и посмотрел. Ух, как же её разносило! По
сторонними глазами и то страшно на неё взглянуть Ц а своими?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25