Что за мысли лезут в голову!
Сашок вскочил на ноги, но я вновь выстрелил поверх их голов.
- Что тебе надо? - закричал Кулагин. Он сообразил, - на то и шеф, что раз сразу не кончаю с ними, значит имею свой интерес. - Бери свои деньги. Никто тебя не тронет.
Я усмехнулся. Старается держать марку, манипулятор чертов. Как в шутке об охотнике и медведе: "Иван, я медведя поймал. - Так тащи его. - А он не пускает".
- Идите сюда ко мне. И не дергайтесь, а то гранатой влуплю. Медленно, медленно, - орал я, смотря на бледного, забившегося в угол и разом протрезвевшего Володю.
- Топай отсюда, - сказал я ему, забыв простую истину: всегда подчищай тылы. Но очень уж трудно было относиться к этим алкашам как к врагам.
Володя исчез за дверью, Кулагин с Сашком были уже совсем рядом, метрах в десяти. Я стал думать, чем бы связать, - их же ремнями! - но тут Сашок начал выкрикивать угрозы. Что-то было неискреннее в его лице, да и Кулагин едва скрывал возбужденный интерес, я тут же понял...
Слишком поздно. Что-то садануло меня по черепу, - стены, потолок сначала медленно, а потом стремительно понеслись вниз, - мелькнуло перекошенное красное лицо Володи, подкравшегося под шумок угроз Сашка, и я потерял сознание.
В который раз.
Меня грубо хлестали по щекам. С натугой приходя в себя, я прежде всего ощутил, что крепко привязан к стулу: веревка не только прихватывала руки и ноги, но стягивала и грудь. Потом проявился передо мной Сашок, садистки ухмыляясь мне в лицо:
- Вот тебе - за твою - борзость - сукин сын! - ритмично вбивал в меня оплеухи пока не заболела рука; прекратив охаживать меня, он сел рядом на стул.
- Ну, кто у нас скулить будет? - спросил он.
Внезапно, видимо от того, что ещё не совсем пришел в себя, странные, совсем чуждые моменту мысли овладели мной. Ощущение апатии становилось все сильнее. Удивительно, но не смотря на страшную боль в голове, было спокойно, - умиротворение охватило меня. Дверь на улицу была открыта. В светлом проеме виднелась стайка голубей. Среди них, расставив голенастые ноги, стояла ворона. Я уже и забыл, что некогда поклялся ненавидеть всех ворон. Мне показалось нелепой любая ненависть. И борьба показалась нелепой. Все равно мы потерпим поражение. А Кулагин бедет торжествовать, видя как мы тут внизу у него под ногами деремся друг с другом. У людей на роду написано быть собаками, кошками и дрессированными шимпанзе у настоящих разумных людей, тех, кого судьба делает вождями, хозяевами нашими - в определенном смысле это не такая уж плохая в целом перспектива. По-видимому, нам всем нужны более мудрые, чем мы люди, чтобы присматривать за нами и направлять ход наших жизней. И нам надо смириться, потому что к своей собаке хозяин всегда добр.
Мы умеем только драться, разрушать и молчать по норам, а они сами, без чье-либо помощи движут историей. Зачем им мешать?
По всей вероятности, после того, как все утрясется, они смогут упорядочить эту бестолковую жизнь. Скоро единое правительсто объединит все нации в своем разумном правлении, так почему бы нам не стать их рабами? Ведь жизнь не так уж и плоха. Почему бы не отдать им этот древний ком грязи, собрание калек и нищих, что зовется Россией?
В самом деле почему?
Я уже потерял свою Марину, свою девочку - веселую и отважную колдунью. Ее отняли у меня Судьба и желание неразумного сопротивления. Я уже свыкся с мыслью о её смерти и только воспоминание о том, как она умерла не могло исчезнуть.
Никакие удары не способны убить боль этой утраты. И я уже не хотел никакого мира. Я хотел смотреть на них только сквозь прорези прицела, держа палец на спусковом крючке.
И я сказал Сашку, с интересом разглядывающего метаморфозы моих мыслей, наглядно проступющих на моем лице:
- Ты всегда был слабаком, Сашок. Ты не смог бы и минуты продержаться против меня. Ты щенок, Сашок. Твое место в собачьей будке у Кулагина во дворе. Полай немного, Сашок.
Он побелел.
Древние считали это плохим знаком - воин должен краснеть от гнева.
- Ну же, Сашок, убей меня. Тогда ты сможешь врать другим, что если бы мы смогли встретиться в бою... если бы случай подвернулся... Спрячься за пулю. Ты ведь трус!
- Ты хочешь меня вывести из себя, - выдавил слова побагровевший уже Сашок. Раз покраснел, может и неплохой воин.
- Конечно, хочу. Я хочу вывести тебя из терпения. Ты меня сейчас грохнешь, а сам будешь знать, мысль будет сверлить твою глупую голову, что я был сильнее тебя.
- Я сильнее! - взревел он, действительно выйдя из себя.
- Докажи. Развяжи меня, и мы быстро это определим. Что тебе Кулагин, если все будут говорить: он убил Иванько, потому что боялся. Боялся выйти на равный бой.
Схватившись руками за сиденье стула, набычившись, раздувшись в плечах и со спины, Сашок казался гориллой. Он даже не замечал, как трещит стул в его страшных руках.
Вдруг он поднял странно посветлевшее лицо:
- Ну, козел, сейчас я на тебе отыграюсь. Ты у меня щас блеять будешь.
- Правильно, Сашок, - сказал я. - Действуй.
Он поднялся и с трудом, словно сопротивляясь невидомой силе, подошел ко мне и стал развязывать веревки. Я ему не мешал своей помощью.
Когда веревки отлетели в сторону, Сашок отступил, а я встал, проверяя готовность мышц. Слегка затекли руки.
Я разминал кисти, когда Сашок метнулся ко мне.
Почти половину комнаты занимали столы с компьютерами. Оставшихся метров двадцати было слишком мало для двух таких крупных мужчин, как мы.
Он сделал мне подножку, но я быстро вскочив, охватил его под мышки и бросил через плечо. Он упал на ближайший монитор, словно дорожный каток дробя и мебель и электронику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17