Наверное, это было домашнее вино. Сергею хотелось бы видеть и назвать его рубиновым или сапфировым, хотя он не уверен был, что сапфир красного цвета, но цвет вина, к сожалению Сергея, напоминал ему всего лишь цвет разбавленной марганцовки.
Запах же и вкус были замечательные.
- Тост! - сказал черноокий человек.
Все взяли стаканы.
Человек задумчиво, глядя сквозь вино на костер, сказал:
Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь
В своих мечтах - к одной и той же цели.
Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.
Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.
Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью - я всегда в пути.
После паузы он произнес:
- Будьте же всегда в пути, друзья мои, как автор этих прелестных слов товарищ Вильям Шекспир, кроме как к любви - нет дороги. Ваше здоровье!
Друзья его глядели на него с уважением и любовью, выпили не спеша - и до дна каждый.
Выпили до дна и Сергей с Нюрой, поблагодарили и пошли дальше.
Уже начало темнеть, когда они наконец отыскали эту улицу Тургенева.
И они нашли дом родственницы, где хмурый мужик, чего-то прибивая и не оставляя своего занятия, ответил сердито, что хозяйка им этот поганый дом два года назад продала за бешеные деньги и уехала к чертям собачьим. Куда? Я вам не адресное бюро.
- Ты не адресное бюро. Ты говнюк, - сказала Нюра.
Мужик опустил руки и изумленно спросил:
- Это почему же?
- По-человечески разговаривать надо с людьми, - объяснила Нюра.
- Ты думаешь, если ты баба, я не могу тебя охреначить молотком вот по баш-ке? - задал вопрос мужик.
- Можешь, - обнадежила его Нюра.
- Еще как могу, - подтвердил мужик. - Катитесь отсюдова!
Они медленно пошли.
- На вокзал? - спросил Сергей.
- Подумаем.
- А что думать?
Нюра не ответила.
Она смотрела на одинокого приближающегося.
Приближающийся приблизился и приостановился, ожидая вопроса. Длинноволосый, высокий, задумчивый, лет сорока. Работник умственного труда, ясное дело. Может, писатель даже. Раз уж тут писательский поселок. Тот, с молотком, может, тоже писатель. Может, детский. Я скворечню прибиваю, птиц на лето поджидаю, прилетайте, птицы, к нам, я вам вдоволь корму дам.
- Как лучше к станции пройти? - спросила Нюра.
- Прямо по дороге, потом направо.
- Мы тут к родственнице приехали. А она уехала, оказывается. Больше в Москве нет никого. Ерунда какая-то. И поздно уже. И жрать охота. Пустите переночевать. Платить нечем, денег нет.
- А у кого они есть, - улыбнулся работник умственного труда. Пойдемте.
Идти оказалось десять шагов.
- Танюша, у нас гости! - добрым голосом закричал добрый человек, входя в сени деревянного дома, открывая дверь в дом и жестом приглашая гостей осчастливить.
Вышла женщина лет тридцати, черноволосая, с первого взгляда на цыганку похожая, тонкая, в джинсах и маечке; Сергей уважал женщин, которые дома не в халатах.
- И хорошо, что гости, - сказала она.
Сергей, пока раздевались-разувались, объяснил, что они муж и жена, что приехали к родственнице, долго плутали, замерзли, а она, оказывается... вы извините, мы рано утром...
- Нет проблем, - коротко заключил добрый человек. - И давайте знакомиться. И - ужинать.
4
а тут тепло и сыро особенно с ранья
тут березка и рябина это родина моя
куст ракиты над рекою кто-то виснет на суку
и кукушечка кукует ему вечное ку-ку
- Тихо у вас, - говорила Нюра. Она без стеснения ела и пила вино, не заботилась, чтобы поддерживать разговор, а когда захотелось произнести слова, то сказала о том, о чем думала, а думала она, что хорошо было бы жить здесь. И она сказала об этом: - Тихо у вас.
- Уж с городом не сравнить, - сказала шестилетняя Катя, дочь. - В городе и шум, и смог, в городе я просто задыхаюсь!
- Неужели? - удивилась Таня.
- Она права, в городе после такого воздуха тяжело, - сказал добрый человек по имени Матвей и с фамилией Архангельский. А у жены его была почему-то другая фамилия - Антонова.
Они так и представились:
- Матвей Архангельский.
- Татьяна Антонова.
Тогда представились и Сергей с Нюрой.
- Сергей Иванов, - представился Сергей.
- Лена Твердижопко, - представилась Нюра. Усмехнулась. - Шутка не удалась. Извините. Балабанкина. На этот раз не шутка. Ленка Балабанкина. Кличка Нюра. Когда как. По настроению.
- Сегодня какое настроение? - спросил Матвей.
- Ленка. Сегодня я жрать хочу, согреться, спать хочу. Ленка Балабанкина хочет жрать и спать. Ленка.
После ужина пошли в комнату с дощатыми стенами и книжными полками по стенам - и пианино у одной из стен, на пианино кипы нот. Трудовой инструмент, значит, не мебель, значит, и не баловство. Расселись, помолчали. Телевизора не было.
- Хотите, сыграю? - спросила Таня у Нюры-Лены. Та благосклонно кивнула.
Таня стала играть.
- Выпить бы еще, - сказала Нюра.
- Только водка, - извинился Матвей.
- Годится.
Матвей принес и поставил на дощатый самодельный стол водку, стаканы и блюдо с яблоками. Нюра налила себе полстакана, выпила. Потом еще полстакана, но сразу пить не стала, взяла яблоко, села в уголок, слушала игру Тани, отпивала водку, хрустела яблоком.
Сергей смотрел на играющую Таню и слушающую Нюру и размышлял: странно, две женщины - совершенно разные, а так похожи, чем-то внутренним, неуловимым... Им идет быть подругами, старшей и младшей, при этом ясно, что они никогда, ни при каких обстоятельствах не станут подругами, а если б они были сестры, то меж ними была бы вечная вражда-любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16