оттуда цилиндрики достают, вставляют в рот, поджигают и начинают вдыхать дым, выдыхая серые струи этого дыма, уже обработанные легкими; М. М. и сам когда-то курил, а теперь, бросив (и поменяв взгляд на окружающее), ловит себя на том, что наблюдение за этим процессом его неизменно удивляет — будто никогда до этого не видел. Несомненно, широкое и навязчивое распространение этой жидкости и этой трухи организовано оккупантами: им выгодны все дурные привычки, как и любая другая зависимость, позволяющая легко управлять людьми (ведь только зависимые люди управляемы, это аксиома).
Снизу послышался голос. М. М. посмотрел: на ящике сидел мужчина лет двенадцати и без выражения говорил:
— Дайте на хлеб сколько-нибудь, пожалуйста.
Вроде простая просьба. Но:
М. М. сказал болезненным голосом:
— Нету, родной ты мой, мелочи...
И пошел дальше.
Нет.
М. М. достал рубль, повертел его в пальцах, дразня и соблазняя, и сказал с сердитой улыбкой:
— Дай, дай! А полай!
Мужчина полаял, М. М. дал ему рубль и пошел дальше.
Нет.
М. М. взял человека за руку, отвел домой, умыл, накормил, уложил спать и задремал сам, а проснувшись, увидел, что квартира обворована, а жена его убита.
Нет. Ничего этого не было. М. М. молча ушел.
Вот почему он мученик мига. Чтобы поступить как-то, надо понять, как поступают в подобных случаях те, к кому ты принадлежишь, но в том-то и дело, что ты не знаешь, к кому принадлежишь, а сказки о том, будто человек принадлежит сам себе, М. М. много раз в жизни слышал, но никогда им не верил. Поэтому М. М. сделал вид, что просто ничего не заметил. Он молча ушел. А через минуту спиной почуял опасность. Обернулся и увидел, что за ним гонится какой-то человек. Точно за ним, М. М. увидел это по взгляду. И вместо того, чтобы обрадоваться (сейчас все прояснится), испугался и побежал. Трудно не побежать, когда за тобой гонятся.
М. М. побежал.
2
Они добреют, когда покупают и пьют пиво, поэтому Килил дежурит у этого ларька. Подходит и вежливо говорит, выбирая слова, чтобы не картавить, чтобы не показалось, будто он прикидывается ребенком:
— Дайте, пожалуйста, сколько можете.
Когда дают, когда нет. Бывает, спрашивают:
— А тебе зачем?
Килил говорит, что на хлеб.
Несколько раз ему покупали хлеб.
Килил говорил спасибо и, дождавшись, когда добрый человек уйдет, выбрасывал хлеб в мусорный контейнер, что стоит у входа в рынок, или отдавал копающимся в этом контейнере бомжам. Иногда и продавщицы принимают обратно за полцены.
Килил научился угадывать, у кого просить наверняка, а у кого лучше не просить.
Если подошли двое, он и она, то он почти обязательно даст, показывая себя перед ней щедрым.
Дают похмельные, кто поправляется и для кого весь мир становится лучше, и хочется сделать добро.
Редко дают девушки и молодые женщины. Наверно, он для них что-то вроде младшего брата, а младших братьев не балуют и вообще не любят.
Женщины постарше дают еще реже: у них свои дети есть, о чужих пусть заботятся их матери.
Не дают старики-пенсионеры: и каждый рубль на счету, и не терпят беспорядка. Ребенок днем должен находиться в школе, а не побираться. (О том, что летом не учатся, они не помнят.)
Иногда дают солидные богатые мужчины, которых, правда, здесь бывает мало.
Подростки не только не дают, но могут попытаться стукнуть. Не так просто: Килил быстро бегает...
Никогда не угадаешь в точности. Веселый поправившийся мужчина вдруг со злостью посылает матом и норовит дать пинка. А хмурая девушка, глядя недовольно и сердито, молча сует десятку. А однажды какой-то пыльный, плохо одетый, ничем не приметный дяденька рассеянно выслушал просьбу Килила и словно не понял, и Килил хотел уже отойти, а тот вдруг вытащил не из бумажника, просто из кармана мятых дешевых штанов тысячную купюру, протянул Килилу и сказал:
— Выпей за мое здоровье. Или за упокой.
И ушел, вряд ли сообразив, что предлагает выпить не взрослому человеку, а двенадцатилетнему подростку, который, к тому же, иногда выглядит на десять лет. Но иногда, правда, на все четырнадцать.
Некоторые из тех, кто просит, подходят ко всем подряд. Но это уже безразборные нищие, а Килил не нищий, ему деньги нужны не на жизнь, а на дело. Для дела, конечно, любые способы годятся, но все-таки Килилу интересней угадывать. Он играет.
Еще некоторые канючат и заглядывают в глаза. Людям это не нравится, но они не выдерживают и дают. Злятся на свою податливость — и все-таки дают. Килил так не любит. Он может даже подойти совсем весело:
— Дядь, а дядь, дай сто рублей! Или десять!
— А рубль? — часто спрашивает в таких случаях дядя.
— Ладно, — вздыхает Килил, — давайте рубль.
«Рлубль» у него получается. С детства картавый, что ж теперь. Поэтому Килил, а не Кирилл. Так зовут, он привык. А еще Киля или Килька.
Чаще всего Килил смотрит в сторону, переминается с ноги на ногу и говорит не громко, не нахально, не жалобно, а просто:
— Дайте сколько-нибудь, пожалуйста.
Он не лезет в глаза и в душу. Он оставляет человеку свободу, поэтому если тот даст, то по собственной охоте. Килилу это нравится. Это становится похоже на подарок.
Деньги нужны Килилу, чтобы купить дом. Он хочет жить один. Сейчас их пятеро в трехкомнатной квартире: он сам, мать, ее сожитель Геран, брат Гоша, сестра Полина. (Они чужие брат и сестра, от других отцов.) Килил живет в комнате с Гошей. Но тот постоянно его выгоняет, будто боится, что Килил что-то подсмотрит в его компьютере. Целыми днями сидит за ним. Килилу если и даст поиграть полчаса, то сам при этом не выходит. Да и дает не по доброте, а чтобы Килил не разозлился и что-нибудь не испортил в его отсутствие. Когда Полины нет дома, Килил идет к ней в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16