Она, ругаясь сквозь зубы, вылезла из машины.И отставник погнал с лицом вдохновенным и бодрым. Видимо, он был из тех упертых служак, которые, взявшись за дело, доводят его до конца.Мигом пролетели они несколько кварталов и остановились возле обычнейшего девятиэтажного дома.Мигом отставник залетел в подъезд и мигом вылетел:– Все нормально, тебя ждут, и выбор есть! Квартира семнадцать, назовешься Владиком. Я ж забыл спросить, как тебя зовут. Тебя ждать?– Нет.– Как хочешь.И, взяв за труды достаточную сумму, довольный отставник укатил.Парфенов поднялся на третий этаж, позвонил в дверь семнадцатой квартиры, назвался Владиком, его впустили.Впустил мужчина в джинсах и майке, живот нависал на джинсы, от мужчины пахло чем-то кислым, но потом Парфенов понял, что это запах всей квартиры.– На сколько? – спросил мужчина.– Часа на два.– Обоих?– Кого?– Девушек обоих?– Обоих, – усмехнулся Парфенов.– Семьсот пятьдесят, – явно наобум сказал мужчина, с трусливой наглостью глянув на Парфенова.Но тому неохота было изображать из себя знатока. Он вынул пачку денег, отлистнул семь сотенных и пятидесятку.– Туда, – указал мужчина.(Квартира представляла собой двухкомнатную «распашонку»: посредине кухня и санузел, а по бокам комнаты. Сутенер находился в одной из комнат, а «обои» – в другой.)«Обои» эти хоть и были малочисленны, но представляли собой лаконически воплощенное стремление угодить всем вкусам. Одна, естественно, блондинка (неестественная), вторая – брюнетка (кажется, природная). Одна повыше, ближе к топ-модельному стандарту, но, само собой, статнее, вторая – гибче и мельче, зато красивенькая, с орехово-зелеными, подлость такая, глазками.В комнате был широчайший диван, ничем не покрытый, зеленого цвета, во многих местах залоснившийся, – и больше почти ничего не было. Ну и телевизор, конечно, с видеомагнитофоном, оттуда ритмические стоны звучали. Девушки лежали на диване в мятом полупрозрачном белье, которое должно было казаться эротичным, в опостылевший телевизор не смотрели, а смотрели так как-то… в никуда. Вот мужчина вошел – стали смотреть на него. Не старый еще, хорошо. Не сильно пьяный, тоже хорошо. Одет не сильно круто, тоже хорошо. Интеллигент, в общем, как они таких называли. Не самый худший вариант (хотя некоторые из них так распоясываются – почище загулявшего братана какого-нибудь).В дверь постучали.– Не желаете напитков? – спросил мужчина голосом официанта.– Желаем! – тут же откликнулась блондинка.Слово ее произвело неожиданное действие. Мужчина влетел, поставил наскоро на пол поднос с бутылками и какой-то дрянью-закуской, подскочил к блондинке, схватил ее за ухо и стал крутить с криком:– Я тебе сколько говорил, подлюка! Ты к концу дня опять лыка вязать не будешь? Работать я буду за тебя?– Я пошутила! – верещала блондинка.– То-то, – сказал мужчина, вытирая пальцы о штаны. А потом нагнулся и что-то пошептал ей в наказанное покрасневшее ухо. Она кивнула.Все это выглядело как дело семейное, обычное, при котором посторонних не стесняются, поскольку они, войдя сюда, тут же как бы становятся членами семьи. И именно поэтому мужчина сказал Парфенову совершенно по-свойски:– Ей не давать, заметано?– Ладно, – кивнул Парфенов.Мужчина вышел.Повисла пауза.Всем было скучно. Ни Парфенову, ни девушкам не хотелось начинать того, ради чего они были здесь.Вдруг блондинка вздохнула, разделась (такими бытовыми движениями, как в бане раздеваются), легла на спину, резко подняла вверх ноги и брякнула их, раскидывая, о постель так, что та вся заколыхалась. Ее подруге это показалось почему-то очень смешно, она аж повалилась от смеха.Полежав так некоторое время, блондинка поднялась, села и сказала:– Мущин, а мущин! Налей полстакашка, а? У меня день рожденья сегодня, а он даже в день рождения меня оскорбляет!– И мне немножко! – просюсюкала черненькая.Что ж, налил им Парфенов винца, а себе – водки. Чокнулись.– Юля.– Галя.– Пал Палыч.Девушки, выпив, закусили дольками соленых огурцов, а Парфенов выбрал апельсин.Ему тепло стало и хорошо.Намеревался он совсем другое делать: раздеть этих шлюх, излапать их, изнасиловать, унизить словами и движеньями, довести до того, чтобы пощады запросили.И – расхотел.И – сидят, выпивают (он вдогонку тут же еще выпил), разговор завязался.– На улице такая прелесть! Золотая осень! – сказала Юля. – А этот сучец нас даже погулять не выпускает. Собак, и тех выгуливают.– Хочу собаку, – печально сказала Галя, – чтоб меня любила, а других грызла.– А поедем на природу! – сказал Парфенов. – Недалеко, в пригород. Постоим, воздухом подышим, осенним лесом полюбуемся. А?Девушки переглянулись.– Я оплачу!– Нет, – сказала Юля. – Он не разрешит.– Жаль. На природе, знаете, думается хорошо. О себе. О жизни.И Парфенов взял да и рассказал этим девушкам о себе и о жизни, о том, что на самом деле он хотел стать когда-то матросом торгового флота и избороздить все моря и океаны, а потом сбежать (еще в советское время) с корабля, устроиться портовым грузчиком, потом начать собственное дельце, слегка разбогатеть, поселиться на берегу в какой-нибудь камышовой хижине и писать книги, как писатель Эрнест Хемингуэй. Знаете такого?Девушки не знали.Парфенов близко к тексту рассказал им один из своих любимых рассказов «Кошка под дождем». На девушек это произвело почему-то такое впечатление, что они заплакали. Заплакал и Парфенов.– Что мы всякое фуфло пьем? – сказала Юля. – У меня день рождения или нет? – И она достала начатую бутылку «Мартини». Налила всем. Сказала:– За вас! – и подняла стакан.– Спасибо, – сказал Парфенов и отпил из стакана.И еще лучше, еще теплее стало ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53