как он произнес «спокойной ночи» тогда в Тийи, уже тщательно подготовив то, что произошло на следующее утро у водослива Родникового шлюза?
Из-за этих мыслей я как-то по-дурацки, неловко положил, как в «Сирано», руку на руку жены и в темноте, наугад поцеловал ее второй раз.
Она не сразу отозвалась. Помедлила, потом, спросила шепотом:
— Ты ненавидишь меня?
— Нет.
— Еще сердишься?
Господи, ну почему я такой идиот и какого черта мне так захотелось плакать? В Париж пришел какой-то новый, тяжелый грипп; мы безуспешно боролись с ним, и у меня не оставалось ни минуты свободной. Старший сынишка заболел, температура у него была под сорок.
Чуть ли не каждый вечер я говорил себе:
— Завтра надо будет выкроить время и забежать к Люлю.
Но на следующий день едва успевал обойти всех больных. Кончилось тем, что она сама позвонила; мы только сели ужинать, и мне пришлось поставить телефон на буфет.
— Шарль?
Не знаю, каким образом жена догадалась, что это Люлю; возможно, по выражению моего лица. Говорили Люлю как-то неуверенно, с запинками.
— Я вам не помешала?
— Что вы! Как вы себя чувствуете? Надеюсь, у вас хотя бы нет гриппа?
— А вы болеете?
— Я нет, но очень многие мои пациенты и старший сын больны.
— Мне кажется, я не заразилась,—пробормотала Люлю.
Голос у нее был колеблющийся, нерешительный. Я уловил в нем какую-то нищенскую, приниженную покорность.
— Вы, наверно, едите?
Я солгал:
— Как раз кончили.
Жена скорчила недовольную гримасу.
— Вы, видимо, страшно заняты?
— Две последних недели передохнуть было некогда, но сейчас становится легче: выздоравливающих уже больше, чем новых случаев заболевания.
— Шарль, у меня к вам просьба.
Судя по тону, я решил было, что дело идет о деньгах.
— Вы же знаете, что всегда можете рассчитывать на меня.— Я вынул из кармана часы.— Не поздно будет приехать к вам в половине девятого?
— Благодарю, Шарль, я ведь всегда дома. Но только не думайте, что вы обязаны...
Озабоченный, я вернулся к столу, размышляя вслух:
— То ли она больна, то ли с ней что-то случилось...
— Плакала?
— Нет, но голос у нее какой-то не такой. Словно она милостыню просит.
— Поедешь к половине девятого?
— Да. Заодно зайду к двум больным.
— Я думала, на сегодня ты закончил.
— Пойдет в счет завтрашнего.
Этим я подстраховался: жена уже не предложит поехать вместе со мной. Я зашёл пожелать спокойной ночи старшему сыну: он почти выздоровел, и, обложившись иллюстрированными журналами, целыми днями читал в кровати.
— Поздно вернешься?
— Не думаю.
Взяв машину, я поехал на улицу Ламарка. Я поразился, обнаружив, что двери на замке, мало того — закрыты ставни и заперта наружная дверь, так что пришлось стучать. Послышались приближающиеся шаги. Голос Люлю спросил:
— Шарль, это вы?
— Да.
Люлю отодвинула засов, открыла замок. Она была не причесана, в красном халатике, в войлочных шлепанцах на босу ногу.
— Очень мило, что вы пришли.
Следом за ней я прошел через неосвещенную лавку, вошел в ателье; дверь в спальню оказалась открытой, и я бросил туда взгляд: на нерасстеленной кровати виднелась вмятина,— Люлю, видимо, лежала. Я машинально оглянулся и, кажется, даже принюхался.
Люлю взглянула на меня и, усаживаясь, сообщила:
— Она ушла.
— Вы поссорились?
— Даже нет. Я ведь не потому попросила вас прийти. Я ей просто предложила убраться:
— А я полагал, что вы боитесь оставаться одна.
— Еще немножко боюсь. Видите, закрыла двери и окна. Смешно, я понимаю. Бывает, меня охватывает такой страх, что зуб на зуб не попадает, но лучше это, чем то, что было.
Я старался не смотреть на нее, боясь, что она прочтет в моих глазах изумление и жалость. Меня ужаснуло, как она похудела за эти несколько недель. Очень мне не понравились также глубокие круги под глазами и какой-то застывший взгляд.
— Вы не больны?
— Нет. А что касается Берты, то, может быть, с опозданием, но все-таки до меня дошло, что в чем-то я предаю Боба. Наверно, это трудно понять, а сейчас я просто не способна связно объяснить. Раньше я была такой, какой была. Неважно, что думали другие, но Бобу я была нужна именно такая. И лучше бы мне такой и остаться, это самое меньшее, что я' могу, верно?
- Я кивнул.
— С нею дом перестал быть нашим домом. Даже спальня, наша постель стали пахнуть по-другому. Она старая дева, и кое-какие вещи, которые замужняя жен-
щина схватывает инстинктивно, ей совершенно непонятны. Все это очень сложно, Шарль. Я совсем подпала под ее влияние и даже думать пыталась, как она.' Не положи я этому конец, дошло бы до того, что она стала бы чернить самые светлые воспоминания.
— Она разозлилась?
— Заявила, что очень скоро я пожалею о своем решении и прибегу к ней просить прощения, но будет поздно. В качестве вознаграждения я предложила ей небольшую сумму. Она отказалась, но на другой день я попросила привратницу передать ей конверт с деньгами.
Я с подозрением спросил:
— Ты хорошо питаешься?
— Ем, когда хочется.
— Не всухомятку?
Я открыл комнатный ледник. Там был только сыр, два ломтика ветчины в жирной бумаге и маленькая бутылка молока.
— Вот, значит, как ты заботишься о своем здоровье! Я поймал себя на том, что говорю ей «ты».
— Сядь, Шарль.
Раньше весь стол был завален шляпками, кусками тканей, лентами; сейчас всего этого было совсем немного.
— Надеюсь, остальных мастериц ты оставила? Люлю виновато опустила глаза.
— Что, никого не оставила?
— Только Луизу.
— Почему?,
— Сперва я выставила за дверь Аделину. у нее одни развлечения на уме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41