— Слушаю вас, — сердито произнесла она.Она упала в глубокое кресло, обитое шелком цвета слоновой кости. Мегрэ не решался сесть на один из хрупких стульев и колебался, зажигать ли ему трубку.— Я убежден, Алина, в вашей непричастности…— Кроме шуток?— Не злитесь. На прошлой неделе вы мне помогли.— Это, конечно, был не самый умный поступок в моей жизни. Теперь на тротуаре, напротив, красуются двое ваших шпиков, и тот, что выше ростом, еще сегодня провожал меня на рынок.— Таково уж мое ремесло.— И вас от него никогда не тошнит?— А что, если мы прекратим играть в войну? Допустим, что я занимаюсь своим ремеслом, как вы занимаетесь своим, и не важно, что каждый из нас стоит по другую сторону барьера.— За свою жизнь я никому не причинила зла.— Возможно. Зато Манюэлю причинили сейчас непоправимое зло.Он видел, как глаза молодой женщины наполнились слезами, и слезы эти не казались притворными. Алина неловко высморкалась, как маленькая девчонка, которая старается не разрыдаться.— Зачем было нужно, чтобы…Она осеклась.— Что именно было нужно?— Ничего. Не знаю. Ну… Чтобы он умер. Как будто он и так не был несчастен, живя в четырех стенах, потеряв ногу.— Но он жил с вами.— От этого он тоже страдал, потому что ревновал меня, и, Бог знает, возможно, на это и были причины.Мегрэ взял на туалете золотой портсигар, открыл его и протянул Алине. Она машинально взяла сигарету.— Вы вернулись с покупками без пяти десять?— Инспектор подтвердит вам это.— Если только вы не скрылись от его наблюдения, как случалось время от времени.— Но только не сегодня.— Значит, вы ни с кем не имели контактов по поручению Манюэля, не должны были передавать никаких инструкций, никому не звонили?Она пожала плечами, машинально отгоняя от себя дым.— Вы поднялись по парадной лестнице?— А зачем мне было идти по черной? Я ведь не прислуга.— И прежде всего вы направились на кухню?— Как всегда, когда возвращаюсь с рынка.— Можно осмотреть кухню?— Кухня — направо по коридору.Он открыл дверь и окинул помещение взглядом. Служанка варила кофе. Стол был завален овощами.— Вы прежде всего вынули все из сумки?— Кажется, нет.— Кажется?— Иногда мы действуем машинально. Мне трудно вспомнить все детально, я до сих пор не могу прийти в себя.— Насколько я вас знаю, вы затем направились в кабинет, чтобы поцеловать Манюэля.— И вы так же хорошо, как и я, знаете, что я там увидела.— Но не знаю, как вы отреагировали.— Кажется, я закричала. Инстинктивно бросилась к нему, но, признаюсь вам, при виде крови я трусливо отпрянула. Я даже не нашла мужества в последний раз поцеловать его. Бедный папа!По щекам ее текли слезы, которые она и не думала вытирать.— Вы подобрали пистолет?— Я вам уже сказала, что нет. Вот видите! Вы заявляете, что верите мне, но, как только мы остаемся одни, вы ставите мне ловушки, шитые белыми нитками.— Вы не дотронулись до него хотя бы для того, чтобы его вытереть?— Я ни до чего не дотрагивалась.— Когда пришла ваша служанка?— Не знаю. Она ходит по черной лестнице и никогда не беспокоит нас, когда мы находимся в этой комнате.— А вы слышали, когда она пришла?— Из кабинета этого не слышно.— А случается, что служанка опаздывает?— Часто. У нее больной сын, и она, прежде чем уйти, должна ему все приготовить.— Вы позвонили в комиссариат только в четверть одиннадцатого. Почему? И почему не вызвали тут же врача?— Вы его видели, нет? Разве живые так выглядят?— Что вы делали в течение двадцати минут с того момента, когда обнаружили тело, и до тех пор, пока позвонили в комиссариат? Мой вам совет, Алина, не отвечайте слишком быстро. Я знаю вас. Вы мне часто лгали. Я не уверен, что следователь будет в таком же настроении, как и я. А ведь ему предстоит решать вопрос о вашей свободе.Она снова ухмыльнулась, как девушка с улицы, и закричала:— Ну вот, только этого не хватало! Арестовать меня!И есть еще люди, которые верят в правосудие! И вы в него верите? Скажите, вы в него верите?Мегрэ предпочел не отвечать на этот вопрос.— Видите ли, Алина, эти двадцать минут могут стать решающими. Манюэль был человек осторожный. Не думаю, чтобы он держал здесь в квартире компрометирующие бумаги или предметы, а тем более драгоценности или крупные суммы денег…— К чему вы клоните?— А вы не догадываетесь? Когда находят труп, первым делом вызывают врача или полицию.— У меня иные рефлексы, не те, что у обычных смертных.— Не стояли же вы неподвижно возле тела в течение двадцати минут?— Во всяком случае, несколько минут простояла.— Ничего не делая?— Если вы уж очень хотите знать, то я молилась.Я прекрасно понимаю, что это идиотизм, я не верю в проклятого боженьку. Однако же бывают моменты, когда о нем вспоминаешь против воли. Пригодится это или нет, но я помолилась за упокой души Манюэля.— А потом?— Потом я ходила.— Где?— От кабинета до этой комнаты и обратно. Я говорила сама с собой. Я чувствовала себя зверем в клетке, у которой отняли ее льва и львят. Он был для меня всем, и мужем, и ребенком.Она говорила со страшным возбуждением и ходила по комнате, словно для того, чтобы восстановить в памяти все то, что делала утром.— Это продолжалось двадцать минут?— Не знаю…— А вам не пришло в голову поставить в известность прислугу?— Я даже не подумала о ней.— Вы не выходили из квартиры?— А куда бы я пошла? Спросите у ваших людей.— Хорошо. Предположим, вы сказали правду.— Я только это и делаю.Бывали случаи, когда она вела себя как девушка из хорошей семьи. Может быть, в глубине души она и была хорошей и искренне привязанной к Манюэлю… но только ее жизненный опыт оставил в ее душе озлобленность и агрессивность.Как верить в добро, в правосудие, как доверять людям после той жизни, которую она вела до встречи с Пальмари?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34