Затем шла пустая мансарда, а потом комната Жефа Клааса.— Кто это?— Старый одинокий глухонемой. В сороковом году он бежал из Бельгии. Его замужние дочери и внуки погибли в тот самый момент, когда поезд с беженцами должен был отойти с вокзала в Дуэ. Старик был ранен в голову, но остался жив. Один из его зятьев умер в Германии, другой вторично женился в Америке. Старик живет один и выходит только для того, чтобы купить себе еду.Она давно уже очистила зеленый горошек.— Надеюсь, теперь вы оставите меня в покое. Я хотела бы только знать, когда привезут сюда тело и когда состоятся похороны. Мне нужно собрать у жильцов деньги на венок.— Пока еще ничего нельзя сказать определенно.— Вот, кажется, вас ищут.Это был Люка, который вошел в дом и остановился перед окошечком консьержки.— Полицию я нюхом чую за десять метров.Мегрэ улыбнулся и поблагодарил консьержку за сведения.— Если я ответила на ваши вопросы, то только потому, что обязана отвечать. Но я не доносчица, и если бы каждый занимался своим делом…— Что будем делать дальше, шеф? — спросил Люка.— Поднимемся. Пятый этаж, налево. Жанвье, наверное, мечтает о стакане свежего пива. Если только Алина не сжалилась над ним и не угостила его одной из бутылок, которые я заметил сегодня утром в холодильнике.Мегрэ позвонил в квартиру, у Жанвье, вышедшего открыть дверь, было странное выражение лица. Когда вошли в гостиную, комиссар понял, в чем дело. Алина тут же шмыгнула в дверь, ведущую в спальню. Вместо светло-голубого платья, которое Мегрэ видел на ней утром, она была в шелковом халате оранжевого цвета. На круглом столике — два стакана, один из которых не допит, бутылка с пивом и только что сданные игральные карты.— Знаете, шеф, это совсем не то, что вам может показаться, — неловко оправдывался инспектор.Глаза Мегрэ смеялись. Он небрежно пересчитал сданные карты.— Белот?— Да. Я вам сейчас объясню. Когда вы ушли, я стал настаивать, чтобы она что-нибудь поела. Она ничего и слышать не хотела и заперлась б своей комнате.— Она не пыталась звонить по телефону?— Нет. Примерно час лежала, а потом снова появилась — в пеньюаре, взвинченная, с такими глазами, какие бывают у человека, тщетно пытающегося уснуть.«— Выходит, инспектор, хоть я и дома, а все-таки пленница, — бросила она мне. — А что произойдет, если я выйду из дома?Я решил, что следует ответить так:— Я вам мешать не стану, но инспектор… он последует за вами.— Вы рассчитываете остаться здесь на всю ночь? — поинтересовалась она.— Я — нет. Меня сменит мой коллега.— Вы играете в карты?— Случается.— Что, если мы сыграем в белот, чтобы убить время?Это отвлекло бы меня от тягостных мыслей».— Собственно говоря, — сказал Мегрэ, обращаясь к Люка, — тебе следовало бы позвонить на Набережную, чтобы кто-нибудь из наших пришел дежурить перед домом. Кто-нибудь из таких, кто не допустит, чтобы его оставили в дураках.— Здесь Бонфис. Лучшего для такой работы не найдешь.— Пусть предупредит жену, что не придет домой ночевать. А где Лапуэнт?— В кабинете на Набережной.— Пусть придет и ждет меня здесь, вместе с тобой, пока я не вернусь. Ты играешь в белот, Люка?— Кое-как защищаюсь.— Алина может этим воспользоваться.Он постучал в спальню, и дверь тут же открылась.Алина, должно быть, подслушивала.— Простите, что я беспокою вас…— Вы же у себя, не правда ли? Сейчас как раз удобно это сказать.— Я просто хотел предложить услуги на тот случай, если у вас есть необходимость с кем-то связаться. С управляющим «Золотого бутона», например, или нотариусом. Или с родственниками…— У Манюэля не было родственников.— А у вас?— Моя семья не больше беспокоится обо мне, чем я о ней.— Не кажется ли вам, что, если бы они узнали, что вы являетесь хозяйкой такого дома, как этот, они бы живо очутились в Париже?Алина приняла удар мужественно. Она не задала никаких вопросов.— Советую вам поесть, — продолжал Мегрэ. — Я оставляю здесь инспектора Люка, которого вы знаете. Если у вас появится желание что-нибудь мне сказать, я буду еще некоторое время здесь, в доме.На этот раз взгляд молодой женщины стал более острым.— В доме?— Мне пришла охота познакомиться с жильцами.Она не спускала с него глаз, пока он отправлял домой Жанвье.— Тебе, Люка, я пришлю замену около восьми или девяти вечера.— Я велел прийти Жанену, но лучше я сам останусь, шеф. Если бы мне только принесли бутерброды…Около двух часов Мегрэ обходил дом, любезный и терпеливый, как коммивояжер.Имена, помеченные у консьержки, постепенно теряли свой абстрактный характер, становились лицами, глазами, голосами, характерами — человеческими существами.Педикюрша с первого этажа могла бы быть и гадалкой на картах. У нее было очень бледное лицо, большую часть которого занимали черные, почти гипнотические глаза.— Почему полиция? Я в жизни не сделала ничего дурного. Спросите у моей клиентки, которую я обслуживаю уже девять лет.— В этом доме убит человек.— Я видела, как выносили тело, но я была занята.Кто это?— Месье Пальмари.— Я его не знаю. На каком этаже он жил?— На пятом.— Я слышала о нем. У него очень красивая жена, немного манерная. А его я никогда не видела. Он был молодой?Шабо, того, который работал на телевидении, не оказалось дома. Контролер из метро еще не вернулся домой, но его жена с подругой сидели за столом и пили шоколад с пирожными.— Что я могу вам сказать? Я даже не знаю, кто живет у нас над головой. Если этот человек не выходил из квартиры, не удивительно, что я не встречала его на лестнице. Ну, а мой муж никогда не поднимается выше нашего этажа.Еще одна женщина, в квартире напротив, ребенок, в колыбели, на полу девочка с голой попкой, соски в стерилизаторе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34