Я знал, что она скуповата, даже жадна, но убеждал себя, что таковы все женщины.
— Вы были несчастны?
— У меня была работа. Она над ней смеялась, называла меня маньяком, стыдилась, как я теперь знаю, что вышла за человека, занимающегося детскими игрушками. Она нашла себе получше.
Мегрэ догадывался, что последует за этой фразой.
— Что вы хотите сказать?
— Она познакомилась с мужчиной, который некоторое время работал в магазине, с неким Морисом Швобом. Не знаю, любит ли она его. Возможно, любит. Как бы то ни было, он позволил ей сделать еще один шаг наверх, и шаг большой. Он женился на бывшей актрисе, долгое время жившей на содержании и накопившей много денег…
— По этой причине ваша жена и не подала на развод, чтобы затем выйти за Швоба?
— Полагаю, да. Как бы то ни было, они вместе открыли магазин на деньги старухи.
— Вы считаете, они любовники?
— Я это знаю.
— Вы за ними следили?
— Любопытство свойственно мне не меньше, чем другим.
— Но и вы, вы тоже не подали на развод?
Мартон не ответил. Казалось, они зашли в тупик.
— Это положение уже существовало к моменту приезда вашей свояченицы?
— Возможно, но мои глаза еще не открылись.
— Вы мне сказали, что поняли, уже когда ваша свояченица жила с вами на авеню Шатийон. Что вы поняли?
— Что существуют женщины другого типа, такие, о которых я всегда мечтал.
— Вы ее любите?
— Да.
— Она ваша любовница?
— Нет.
— Как бы то ни было, вы порой встречаетесь с ней тайком от вашей жены?
— Вы и это знаете?
— Я знаю, что есть такой маленький ресторанчик, который называется «Нормандская дыра».
— Это правда. Дженни часто приходит туда в мой обеденный перерыв. А моя жена почти всегда сопровождает Швоба в более шикарные заведения. Она уже не принадлежит к нашему миру, понимаете? — Последнее слово часто появлялось в речи Мартона, словно тот боялся, что Мегрэ упустит нить их разговора. — Понимаете?
— Ваша свояченица вас тоже любит?
— Думаю, начинает.
— Только начинает?
— Она по-настоящему любила мужа. Это была счастливая чета. Жили в Нью-Джерси, недалеко от Нью-Йорка, в красивом загородном доме. Эдгар погиб в результате несчастного случая, а Дженни попыталась покончить с собой. Однажды вечером она открыла газ… Ее едва успели спасти. Тогда, не зная, что делать, она вернулась в Европу, и мы ее приняли. Она еще носит траур. Никак не привыкнет носить одежду не черного цвета. Жизель над ней насмехается, советует бывать в обществе, веселиться, чтобы развеяться. А я, наоборот, стараюсь постепенно вернуть ей вкус к жизни…
— И вам удается?
Мартон покраснел, как подросток.
— Думаю, да. Теперь вы понимаете, почему мы с ней не любовники? Я люблю ее и уважаю. Не хотел бы ради эгоистического удовлетворения…
Интересно, стенографирует это Лапуэнт или нет? Если бы протокол допроса был официальным, Мегрэ, очевидно, выставил бы себя на посмешище.
— Дженни знает, что ее сестра желает вашей смерти?
— Я с ней об этом не говорил.
— Она в курсе вашего разлада?
— Она живет с нами. Заметьте, мы с женой никогда не ссоримся. Внешне ведем обычную супружескую жизнь.
Жизель слишком умна, чтобы провоцировать скандалы.
К тому же есть десять миллионов, которые позволили бы ей стать полноправной совладелицей магазина на улице Сент-Оноре и равноправным партнером Мориса Швоба, именующего себя Харрисом.
— Что за десять миллионов?
— Страховка.
— Когда вы заключили договор о страховании? До приезда свояченицы или после?
— Примерно четыре года назад. Жизель уже работала вместе со Швобом. К нам, как бы случайно, зашел страховой агент, но потом я понял, что его пригласила моя жена. Вы знаете, как это бывает. «Никогда не знаешь, когда умрешь, — сказал он. — А это подспорье для того супруга, кто переживет другого…»
Мартон впервые засмеялся. Смех был тихим и неприятным.
— Я еще ничего не знал. Короче, мы подписали полис на десять миллионов.
— Вы сказали «мы»?
— Да, поскольку страховка взаимная. Они называют такую «двухголовой».
— Иными словами, в случае смерти жены вы тоже получите десять миллионов?
— Конечно.
— То есть вы настолько же заинтересованы в ее смерти, как и она в вашей?
— Я этого не скрываю.
— И вы друг друга ненавидите?
— Она меня ненавидит.
— А вы ее?
— Не испытываю к ней ненависти. Просто предпринимаю предосторожности.
— Но вы любите вашу свояченицу?
— Я и этого не скрываю.
— А ваша жена — любовница Швоба-Харриса?
— Это факт.
— Вы хотите сказать мне еще что-нибудь?
— Не знаю. Я ответил на ваши вопросы. Готов завтра утром явиться на освидетельствование, о котором вы говорили. К которому часу мне прийти?
— Между десятью и полуднем. Как вам удобнее?
— Это надолго?
— Примерно как у доктора Стейнера.
— Значит, час. Давайте в одиннадцать, если вам это подходит. Так мне не придется возвращаться в магазин.
Мартон неуверенно поднялся, видимо ожидая новых вопросов. Пока он надевал пальто, Мегрэ прошептал:
— Свояченица ждет вас на набережной.
Мартон замер, вдев руку в рукав лишь наполовину.
— Что?!
— Вас это удивляет? Она не знала о вашем визите сюда?
Он замешкался с ответом на какую-то секунду, но это не ускользнуло от Мегрэ.
— Конечно.
На этот раз он очевидно врал. Он вдруг заторопился уйти. Он уже не был так уверен в себе.
— До завтра… — пробормотал он.
И поскольку машинально начал протягивать руку для прощанья, был вынужден довести движение до конца.
Мегрэ ответил на рукопожатие и посмотрел, как посетитель уходит в сторону лестницы. Он закрыл за Мартоном дверь и какое-то время стоял неподвижно, глубоко дыша.
— Уф!.. — вздохнул он в тот самый момент, когда в двери показался Лапуэнт, чье запястье затекло от долгого и быстрого письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38