– Соседи ничего не слышали?
– Мне кажется, нет.
– Вам открыли?
– Не сразу. Я звонил по меньшей мере три раза. Потом стал стучать ногами в дверь. В конце концов я услышал шаги, потом кто-то снял цепочку, отодвинул засов.
В подъезде света не было, но как раз перед самым домом горел газовый фонарь.
Час сорок семь минут… Флейтист то и дело бросал испуганный взгляд на часы.
– Верзила в черном костюме – должно быть, дворецкий – спросил меня, что мне угодно.
– Вы говорите, он был одет?
– Ну да!
– В брюках и при галстуке?
– Да.
– А между тем в доме было темно?
– Кроме освещенного окна на третьем этаже.
– Что вы ему сказали?
– Точно не помню. Я хотел войти в дом.
– Зачем?
– Посмотреть, что там происходит. Он заслонил собой дверь. Тогда я сказал ему о женщине, которая звала на помощь.
– Он казался смущенным?
– Он смотрел на меня угрожающе и, не говоря ни слова, старался оттолкнуть от дверей.
– А потом?
– Он пробурчал несколько слов. Точно я не разобрал. В общем, нечто вроде того, что мне все приснилось, что я просто пьян. Потом в темноте вдруг раздался голос – мне показалось, что крикнули на площадке второго этажа.
– Что именно?
– «Живее, Луи!»
– А дальше?
– Тогда он меня толкнул. А так как я сопротивлялся, ударил меня прямо в лицо, и я очутился на тротуаре перед закрытой дверью.
– На третьем этаже по-прежнему горел свет?
– Нет.
– Автомобиль вернулся?
– Нет… Может быть, нам следовало бы пойти туда сейчас?
– Нам? Вы намерены сопровождать меня? Поразительный контраст между почти женственной хрупкостью флейтиста и его отчаянной решимостью одновременно и смешил, и трогал.
– Разве не мне съездили по физиономии? Так вот, я подаю жалобу.
– Ваше право.
– Мне думается, нам следовало бы тотчас же отправиться туда. Вы не находите?
– Номер дома вы уже назвали?
– Семнадцать-бис.
Мегрэ нахмурился – этот адрес о чем-то смутно ему напоминал. Он снял с полки толстый справочник, перелистал его, задержался на одной из фамилий и нахмурился еще больше.
В тот вечер он был в мундире. Это был, можно сказать, первый мундир в его жизни. За несколько дней до описываемых событий служебная записка рекомендовала всем служащим полиции по случаю визита коронованной особы быть в парадной форме – каждого могли в любую минуту вызвать.
Его прорезиненный плащ, купленный в магазине готового платья, был как две капли воды похож на плащ Жюстена Минара.
– Пошли! Если меня спросят, Лекер, скажите, что я еще вернусь.
Мегрэ волновался. Фамилия, которую он отыскал в справочнике, была столь громкой, что ему стало не по себе.
Ему было двадцать шесть лет, и он всего пять месяцев как женился. Все четыре года, что он прослужил в полиции, ему приходилось выполнять самые скромные обязанности, начав с дежурств на дорогах, вокзалах и в больших магазинах. Только год назад он был назначен на должность секретаря комиссариата квартала Сен-Жорж.
Самой уважаемой фамилией во всем квартале была, безусловно, фамилия обитателей дома номер 17-бис по улице Шапталь.
Жандро-Бальтазар. Кафе «Бальтазар». Это имя, выведенное огромными бурыми буквами, мелькало на всех станциях метро. Фургоны торгового дома «Бальтазар», запряженные четверкой великолепных лошадей в роскошной сбруе, являли собой как бы неотъемлемую часть парижского пейзажа.
Сам Мегрэ с удовольствием пил кофе «Бальтазар».
И когда он шел по авеню Дел'Опера, он никогда не пропускал случая вдохнуть прекрасный запах жареного кофе, доносившийся из магазинов фирмы «Бальтазар».
Ночь была светлой и холодной. На улице – ни души, ни одного фиакра. Мегрэ в ту пору был почти такой же худощавый, как и флейтист, так что, когда они шли вверх по улице, их можно было смело принять за двух подростков.
– Надеюсь, вы были трезвы?
– Я никогда не пью. Врач запретил.
– Вы уверены, что видели, как открылось окно?
– Абсолютно уверен.
Это была первая самостоятельная вылазка Мегрэ. До сих пор он только сопровождал в нескольких полицейских облавах своего начальника, господина Ле Бре, самого светского из всех полицейских комиссаров Парижа.
Улица Шапталь была так же безлюдна, как и улица Ла Рошфуко. В окнах особняка Жандро-Бальтазар, одного из самых красивых зданий квартала, света не было.
– Вы сказали, что у дома остановился автомобиль?
– Не совсем у дома. Чуть выше.
Мегрэ, голова которого была набита только что прочитанными теориями доказательств, зажег восковую спичку и склонился над брусчатой мостовой.
– Видите! – торжествующе воскликнул музыкант, указывая на большое маслянистое темное пятно.
– Пошли. Хотя не очень-то я уверен, что поступаю правильно, разрешая вам идти со мной.
– Но ведь меня же стукнули кулаком по физиономии.
И все-таки на душе у Мегрэ было тревожно. Поднимая руку к звонку, он почувствовал, как сжалось сердце. Он сам себе задавал вопрос, на какую статью закона он может сослаться. Ордера у него не было. Кроме того, сейчас ночь. Мог ли он объяснить мотивы своего вторжения, если единственным доказательством преступления являлся распухший нос флейтиста?
Как и флейтисту, ему пришлось позвонить три раза подряд. Потом голос за дверью спросил:
– В чем дело?
– Полиция! – неуверенно заявил Мегрэ.
– Минуточку. Только схожу за ключом.
Что-то щелкнуло. В особняке зажегся свет. Затем прошло еще несколько долгих минут ожидания.
– Это он, – подтвердил музыкант, тотчас же узнав голос говорившего.
Наконец загремела цепочка, заскрипел засов, показалась заспанная физиономия, и взгляд, мельком скользнувший по Мегрэ, остановился на Жюстене Минаре.
– Все-таки вы его задержали!
1 2 3 4 5 6 7