Комиссар Мегрэ –


Оригинал: Georges Simenon, “La nuit du carrefour”, 1931
Жорж Сименон
«Ночь на перекрестке»
Глава 1
Черный монокль
Допрос Карла Андерсена продолжался уже семнадцать часов, когда наконец Мегрэ устало вздохнул и, отодвинув стул, поднялся из-за стола.
Сквозь незашторенные окна за это время можно было наблюдать, как сначала в полдень служащие осаждали кафетерии на площади Сен-Мишель, как их поток постепенно иссяк, а позднее, около шести часов вечера, люди заспешили к входам в метро, на вокзалы, и лишь некоторые завсегдатаи, расположившись в барах, неторопливо потягивали аперитив.
Сена покрылась легким туманом. По ней прошел буксир, светя зелеными и красными огнями и увлекая за собой три баржи. Отправился в рейс самый поздний автобус. Прошумел последний поезд метро. С улицы убрали переносные тумбы с афишами, и над входом в кинотеатр были опущены решетки…
Казалось, что печка в кабинете Мегрэ начала гудеть еще громче. На столе стояли пустые пивные бутылки, лежали остатки бутербродов.
В городе, должно быть, что-то загорелось — по улице с воем промчались пожарные машины. Полиция устроила облаву. Специальный фургон выехал из префектуры около двух часов ночи и чуть позже возвратился во двор полицейской тюрьмы, где и выгрузил свою добычу.
А допрос все продолжался. Каждый час или два, когда Мегрэ уставал, он нажимал кнопку звонка. Появлялся бригадир
Люка, дремавший в соседнем кабинете, просматривал записи, сделанные комиссаром, и сменял его.
Мегрэ же растягивался на раскладушке и, отдохнув, с новой энергией принимался за допрос.
Здание префектуры давно опустело. Лишь в помещении полиции нравов еще оставался кто-то из сотрудников. Около четырех часов утра туда привели торговца наркотиками, и дежурный инспектор принялся его допрашивать.
Сену окутал молочно-белый туман, наступал рассвет, и свет нового дня освещал пустынные набережные. В коридорах управления раздавались шаги, звенели телефоны, слышались голоса, хлопали двери. Уборщицы начали наводить порядок в помещениях.
Положив зажженную трубку на стол, Мегрэ окинул задержанного неодобрительным взглядом, хотя в глубине души он не мог не испытывать к нему чувства уважения. Ведь его допрашивали семнадцать часов кряду! Перед этим у Андерсена вынули шнурки из обуви, сняли отстегивающийся воротник и галстук, изъяли все содержимое карманов.
В первые четыре часа его заставили стоять посреди кабинета, обрушив на него целый град вопросов.
— Пить хочешь?..
Перед Мегрэ стояла уже четвертая бутылка, и задержанный чуть заметно улыбнулся. Он жадно выпил предложенный ему стакан пива.
— Ты голоден?..
При допросе ему приказывали то сесть, то встать. До этого он не ел семь часов, да и в префектуре ему дали лишь один бутерброд.
Допрашивающих было двое, и они сменяли друг друга. Сменившись, они могли подремать, немного размяться, отвлечься от монотонного и надоевшего им допроса.
Но сдались именно они! Мегрэ пожимал плечами, искал очередную трубку в ящике стола, вытирал влажный от пота лоб.
Возможно, его удивило не столько физическое и моральное сопротивление этого человека, сколько тот факт, что в течение всего допроса он не терял присущих ему элегантности и изысканности манер.
Если представитель высшего общества, униженный обыском, раздетый, проведя целый час в отделе опознания в компании сотни других задержанных, пройдя процедуры фотографирования и измерения роста, перенеся при этом ядовитые шутки сокамерников, сохраняет присутствие духа и изысканные манеры — это ли не настоящее чудо?!
И уж совсем невероятно после многочасового допроса не стать похожим на самого заурядного бродягу.
А Карл Андерсен нисколько не изменился. Несмотря на помятый костюм, он сохранил свойственную ему элегантность, которую работники уголовной полиции редко могли наблюдать у своих клиентов. Причем это была элегантность аристократа, который всегда ведет себя непринужденно и надменно, что прежде всего и отличает тех, кто принадлежит к высшему социальному сословию.
Широкоплечий и тонкий в талии, ростом он был выше Мегрэ. Бледное продолговатое лицо с бесцветными губами. В левом глазу — черный монокль.
— Снимите его, — приказали задержанному.
Тот повиновался, слегка усмехнувшись. Монокль скрывал искусственный стеклянный глаз, неприятно поражавший своей неподвижностью.
— Несчастный случай?..
— Да, в результате авиакатастрофы…
— Вы что, воевали?
— Я датчанин и поэтому не воевал. Но у меня на родине был спортивный самолет…
Этот искусственный глаз на юном с правильными чертами лице так смутил Мегрэ, что он пробурчал:
— Монокль вы можете надеть…
Ни разу Андерсен не пожаловался — ни когда его заставляли стоять, ни когда забывали накормить и напоить. Со своего места Карл мог видеть уличное движение, проезжавшие по мосту трамваи и автобусы, наблюдать, как к вечеру проникали в кабинет розоватые лучи заходящего солнца, а теперь забрезжил свет апрельского утра.
Он по-прежнему держался очень прямо, без всякой позы, и единственным признаком усталости был узкий, глубокий круг, появившийся под правым глазом.
— Вы настаиваете на всех своих показаниях?
— Да, настаиваю.
— Но разве вы не осознаете, что они выглядят неправдоподобно?
— Я это понимаю, но все было так на самом деле.
— Уже не надеетесь ли вы, что вас освободят из-за отсутствия прямых улик?
— Ни на что я не надеюсь…
Появление легкого акцента указывало, что Андерсен устал.
— Желаете, чтобы я зачитал протокол допроса, прежде чем вы его подпишите?
Последовал неопределенный жест, словно светский человек отказывался от предложенной ему чашки чая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34