Но было это в объятиях Брассье.
Как же должны были они страдать во время отпусков! Они были разлучены. И даже не могли писать друг ДРУГУ.
Селерен был безмятежно счастлив. Он считал себя самым везучим человеком на свете.
Брассье стал его близким другом, а когда они объединились, то виделись почти ежедневно. Встречались и семьями.
— Как поживает Эвелин?
— Как всегда. Последнее время стала читать почти серьезные книги, но скоро вернется к своим иллюстрированным журналам… А как Аннет?
— Все время отдает своим старичкам и старушечкам. Она как будто не замечает, что у нее двое детей.
Он сжал кулаки. Все слова были верны. Все они были сказаны и еще много других.
А теперь…
Больше ничего. Его жизнь зашла в тупик. Позвонил Даван, спросил, как у него дела.
— Как ты? Мы тут беспокоимся.
— Сейчас получше.
По крайней мере больше не бьется головой о стену!
— Я закончил брошку мадам Папен.
— Какую брошку?
— Да изумруд, который она принесла, чтобы оправить, а ты за несколько минут набросал эскиз…
Тогда он был пьян. Ему и после этого порой хотелось напиться, но он боялся того, что сможет натворить.
— Это гнездо из проволочек и пластинок заставило меня попотеть, я даже часть ночи над ним просидел… Ей нужно надеть эту брошку сегодня вечером на какой-то большой прием… Привезти тебе ее показать?
— Нет.
— Тебе это не интересно?
— Нет. — И он с горечью добавил, словно желая себя еще помучить:
— Покажи ее Брассье…
Каждое утро он делал над собой усилие, чтобы побриться, и то ради детей.
Вернее, ради одной Марлен, так как Жан-Жак уже уехал с рюкзаком за плечами вместе со своим приятелем. На нем была форма, похожая на бойскаутскую.
— Увидимся на Поркероле, — пообещал он.
Марлен тоже готовилась к отъезду.
— Можно мне купить сафари?
— Что это такое?
— Это такая курточка с карманами гармошкой и брюки к ней…
Она должна была встретиться со своей подругой Ортанс на Вогезской площади. Девочка крепко поцеловала его.
— Мой дорогой старенький отец, постарайся выйти из этого… Так дальше продолжаться не может…
Он вяло улыбнулся.
— Обещаю сделать все, что в моих силах.
— И через две недели на Поркероле я увижу своего отца, снова живущего полной жизнью? Знаешь, что тебе стоило бы сделать?
— Нет.
— Взять с собой Натали. Пусть у нее тоже будет отпуск. Не очень-то любезно оставлять ее дома одну… Можно с ней об этом поговорить?
К нему приставляли няньку.
— Натали! Иди сюда на минутку. У меня для тебя хорошая новость. Отец решил взять тебя с собой на Поркероль…
— Да он хочет избавиться от меня, а для этого утопить, — пошутила Натали.
— Я же плаваю, как топор.
— Отец, в какой гостинице ты остановишься, чтобы мне не пришлось тебя разыскивать?
— В «Золотом острове». Я позвоню туда, чтобы забронировать еще один номер.
— Ты поедешь на машине?
— Пока не знаю.
Занавес! Дети уехали. В слишком большой квартире остались только они с Натали.
— Вам не будет в тягость поездка на Поркероль?
— Наоборот. Спорю, что это придумала Марлен.
— Да… Думаю, она боится оставлять меня одного на две недели…
Временами он вел себя как вполне нормальный человек, а порой впадал в тяжелую депрессию.
Как-то утром он, как обычно, побрился, принял ванну, надел халат и направился в гостиную. Снял трубку и набрал номер мастерской.
— Добрый день, мадам Кутанс…
— Голос у вас сегодня повеселее.
— Скажите, пожалуйста, Брассье там?
— Только что пришел.
Он весь был в напряжении, но внешне это не было заметно, и Натали, мимоходом бросившая взгляд через приоткрытую дверь, нашла, что он выглядит гораздо лучше, чем прежде.
— Алло!
— Говорит Селерен.
— Брассье слушает.
— Мне нужно с вами поговорить.
Он нечаянно сказал «вы», хотя они давно уже были на «ты».
— Когда?
— Как можно скорее.
— Вы не хотите прийти в мастерскую?
— Нет.
— А ко мне?
— Тоже нет.
— Может, мне приехать к вам?
— Нет.
— Мы могли бы выбрать какой-нибудь пивной бар неподалеку.
— Там будет много народу.
— Тогда в холле большой гостиницы.
В этом был весь Брассье. Селерен не представлял себя в холле «Георга Пятого» или «Крийона».
— Есть маленькое бистро на углу Вогезской площади и улицы Па-де-ла-Мюль…
— Понял…
— На террасе бистро почти никого нет после полудня… Скажем, в два часа…
— Я там буду.
Когда Селерен повесил трубку, он долго сидел, пристально глядя в одну точку.
Глава 8
— Как-то странно, когда детей нет за столом…
Обедали они с Натали вдвоем, и она частенько поглядывала на два пустых места. Вернее, их было три, но третье останется пустым навсегда. У нее на глазах выступили слезы.
— Что же вы ему скажете?
— Не знаю.
Он оделся как на работу. Брассье-то, как всегда, будет одет с иголочки и приедет на красном «Ягуаре», который недавно купил.
Селерен пришел первый. Как он и ожидал, на террасе бистро никого не было.
Даже за стойкой бара посетителей было мало.
— Что вам принести?
— Бутылочку виши.
Его сердце билось так часто, что он прижал руку к груди, чтобы как-то его успокоить. Красная машина не замедлила подъехать к террасе, из нее вышел Брассье и направился к нему, протягивая руку.
— Нет.
Селерен пристально смотрел на него, словно хотел разглядеть, какие перемены могли в нем произойти. В самом деле, он был не совсем таким, как обычно. Самоуверенности как не бывало, по крайней мере в эту минуту. Глаза беспокойно бегали.
— Коньяк, — заказал Брассье; когда к ним подошел официант. Потом он снова подозвал его, чтобы уточнить:
— Большой…
Оба молчали. Официант принес коньяк и удалился.
Брассье выпил полбокала и глухим голосом сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36