Я уже подыскивал подходящее клеймо, но пока не нашел. Что-нибудь вроде «Украшение только для вас»…
— Это мы придумаем, — заверил Брассье. — Вы можете составлять контракт, мсье Мейер, в виде договора о сотрудничестве. Позвоните нам, когда он будет готов, мы приедем и подпишем.
Толстяк плохо скрывал свое удовлетворение. Он словно только что приобрел полотно Ренуара или Пикассо, которое давно жаждал иметь.
— Хотел было спросить, что вам предложить, чтобы отметить это событие?
Совсем забыл, что я не у себя…
Он с чувством пожал руки обоим. После этого они спустились вниз. Мсье Мейер пристроился позади троих игроков в карты, перед которыми лежала кучка крупных банкнот.
— Могу я вступить в игру?
— Да, через несколько минут.
Он нашел себе стул и со вздохом опустился на него, словно маленькая сделка, совершенная им в будуаре, истощила его силы.
— Можно тебя на минутку?
Брассье увлек своего компаньона в глубину сада. Гости играли в шарм. Они нашли спокойный уголок за купой деревьев.
— Что ты на это скажешь?
— Пока не знаю.
— Это же счастье для тебя и меня. И ни в коем случае не свяжет нас.
Старина Мейер, конечно же, в этом деле не проиграет, он хитер. Я-то давно его знаю… Но в конечном счете выиграем и мы. Как только контракт будет подписан, мне придется махнуть в Довиль, посмотреть на магазинчик и прикинуть, что из него можно выжать.
Он дружески похлопал Селерена по плечу.
— Вот увидишь. Мы с тобой далеко пойдем… Подумай-ка еще о мастерской.
Сдается мне, вы справитесь и втроем.
Селерен счел за благо не затевать спора. Он был недоволен собой. Он даже не понимал, почему согласился. Ведь он только что продал частицу своей независимости, своей профессиональной гордости.
— Я, пожалуй, поеду. Жан-Жак, наверное, сейчас один дома.
— А как у него дела?
— Готовится к экзамену, а в сентябре поедет учиться в Англию.
— И надолго?
— На полгода, если не ошибаюсь… Хочет усовершенствоваться в английском, прежде чем поступать в один из американских университетов.
Брассье посмотрел на него с изумлением.
— Вот как? А ведь совсем недавно он был мальчишкой… Помню, он увлекался корабликами, собирал маленькие модели… А как Марлей?
— Думаю, после лицея и она от меня улетит…
— Как быстро бежит время!
— Да… Мы не думаем о завтрашнем дне, вернее, завтрашний день нам кажется таким далеким, и вдруг он тут как тут… Извинись за меня перед мсье Мейером. А остальные гости меня не знают, они и не заметят моего отсутствия…
— Всего хорошего, старина… Спасибо, что приехал.
Он разыскал свою маленькую машину среди спортивных автомобилей и огромных лимузинов. Два шофера в форме ели птифуры, которые наверняка принесла им кухарка. Они взяли под козырек.
Дороги были забиты машинами. Солнце припекало. Он посмотрел на сиденье рядом с собой, на котором обычно сидела Аннет. Она так и не захотела научиться водить машину, ссылаясь на свою рассеянность.
Так оно и было. Стоило приглядеться к ней, когда она что-то делала — не важно что, — и становилось заметно, что в мыслях она где-то далеко.
Иногда Селерен внезапно спрашивал ее:
— Ты где?
Она вздрагивала и глядела на него так, будто только что проснулась.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что у тебя такой вид, словно ты за сто верст отсюда.
Посоветовала бы ему Аннет подписать этот контракт? О своих делах она говорила с ним редко. А когда он описывал ей какое-нибудь украшение, над которым работал, она слушала рассеянно. Только говорила:
— Да… Да… Должно быть, очень мило…
Его это злило. Он прожил с ней двадцать лет, но так и не узнал ее по-настоящему. Была ли в том его вина? Не был ли он слишком поглощен своей работой?
Или же это она жила как и жила, своей собственной жизнью?
Из-за пробок на дорогах он долго добирался до Парижа. Но было бы еще хуже, если бы он выехал позднее.
Ему не хотелось покупать виллу, как у Брассье. Он чувствовал бы себя неловко в одежде от знаменитых кутюрье. Его квартира была обставлена, и добавить можно было бы разве что одну-две картины.
Может быть, купить машину побольше и помощнее, чтобы доставить удовольствие дочери? Он пообещал себе впредь больше заниматься ею. Почему бы на воскресенья им не уезжать куда-нибудь подальше? Они могли бы выезжать в субботу в полдень и ночевать в каких-нибудь живописных маленьких гостиницах…
Он мечтал. Но он знал, что на самом деле все совсем не так, что у его дочери, так же как у сына, своя жизнь, и им гораздо веселее со своими сверстниками.
Они оба очень любили его, но, должно быть, он казался им чудаком, маньяком-домоседом, живущим на обочине настоящей жизни.
Так ли уж он отличался в этом от Аннет? У него была мастерская, был свой мирок коллег за верстаками, живших одной семьей. А Аннет отдавала всю себя своим старикам и инвалидам.
Такие мысли постоянно приходили ему в голову, навязчивые и болезненные, как мигрень.
Почему так?
Если бы они жили как обычная супружеская пара, то посвящали бы больше времени детям. Но они не были обычной парой. Никогда, к примеру, им не приходило в голову поцеловаться, разве только утром и вечером.
Никогда он не видел, как его жена купается в ванне, и она даже предпочитала, чтобы его не было в спальне, когда она раздевалась или одевалась.
Он снова видел ее в ресторане на Вогезской площади, когда она впервые согласилась поужинать с ним. Она казалась ему такой хрупкой, такой слабенькой.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых таился страх.
Ему хотелось поднять ее на руки и сказать, что жизнь вдвоем будет полна радости, хотелось умолять ее ничего не бояться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36