Одна была молода и оживленно болтала со своим соседом слева. Другая же, весьма пожилая, — единственная из всех присутствующих, казалось, была так же обойдена вниманием, как и он.
— Вы давно знакомы с семьей Брассье? — спросила она, лишь бы не молчать.
Она смотрела на него и улыбалась, и только позже он понял, что она почти глухая.
Гости уже достали сигареты из золотых портсигаров, когда подали мороженое, и снова появилось шампанское.
Селерен пил мало, отпивал только по глотку из каждого бокала, а щеки у него горели. На столе стояли тарелки с птифурами, но к ним уже мало кто прикасался.
И вот словно бы подали сигнал. Эвелин встала из-за стола, все последовали ее примеру и направились кто на террасу, а кто в сад.
Брассье на ходу остановил Селерена.
— Хочу познакомить тебя с мсье Мейером, тем самым Мейером с Елисейских полей, на которого ты частенько работал, сам того не зная…
— Очень рад.
Он узнал пловца с огромным животом и лысым черепом, которого заприметил в бассейне. Теперь тот был в желтой футболке, обтягивавшей груди, которым могли бы позавидовать иные женщины.
— Мсье Мейер хотел бы немного поговорить с нами. Полагаю, единственное место, где нам никто не помешает, — это будуар моей жены.
Они поднялись по лестнице с коваными перилами. Селерен увидел кровать под белым атласным покрывалом. Такого же оттенка, который господствовал в доме.
— Сюда…
Будуар, напротив, был в ярко-желтых тонах и обставлен в стиле Людовика XV.
— Я не устроил здесь кабинета, потому что приезжаю сюда отдохнуть, и мне не хотелось бы поддаваться соблазну поработать. Прошу вас, садитесь…
Оба окна были распахнуты, и голоса гостей долетали сюда как неясный шум.
Мсье Мейер раскурил свою сигару так, словно это была непростая и очень важная операция.
— Кто будет говорить? — спросил он Брассье.
— Лучше, если это будете вы…
— Хорошо.
Он повернулся к Селерену.
— Я — да и не только я — большой поклонник ваших украшений. Мои лучшие клиенты постоянно спрашивают, нет ли у меня чего новенького от вас… Это современно… И замечательно идет в ногу с модой… Ваши изделия нарушают однообразие классических украшений, в которых более всего ценятся камни. В них стремились подчеркнуть прелесть бриллианта, или изумруда, или рубина. У вас же украшения восхитительны сами по себе, без всяких камней.
Он с удовольствием затянулся сигарой, и легкий дымок обозначился на голубом фоне неба.
— Довольно комплиментов. Теперь перейдем к моей задумке… В Довиле у меня есть задрипанный магазинчик, содержание которого дороже, чем доход от него… Никто же не ездит в Канн, в Довиль или в Сен-Тропез покупать дорогие камни… Поэтому нужно придумать что-то другое… Так вот, другое — это вы и ваши изделия…
Я говорил уже об этом с Брассье, ведь он наведывается раз в полмесяца в мои магазины на Елисейских полях. Мой замысел состоит в том, чтобы сделать магазин в Довиле совершенно отличным от парижских…
Волос на голове у него не было, зато брови были густые и лезли волоски из носа и ушей. Он был доволен собой; откинувшись на спинку кресла, Мейер глядел на Селерена так, словно делал ему самый дорогой подарок в его жизни.
— Короче, я предлагаю объединиться нам втроем. На ваших драгоценностях стоит клеймо «Брассье и Селерен»… Покупатели к нему привыкли. Не надо сбивать их с толку добавлением фамилии Мейер.
В общем, я буду только финансировать наше дело. Я оплачу ремонт и оформление лавки, она должна быть привлекательной. Поставим за прилавок двух хорошеньких элегантных девушек, можно и одну для начала… Вы будете поставлять украшения, такие современные, какие вам только придут в голову.
Мы заключим договор о сотрудничестве: пятьдесят процентов мне и пятьдесят вам на двоих…
Я не требую исключительных прав. Вы сохраните свою клиентуру как среди торговцев, так и среди частных заказчиков.
Брассье смотрел на Селерена с некоторым беспокойством. Не от него ли самого исходил этот замысел?
— Что вы на это скажете?
— Право, не знаю, — пробормотал Селерен.
— Я не пытаюсь давить на вас. Я смыслю в коммерции, всякий вам это скажет, и я никогда не проигрывал. Мне известны ваши доходы… И я уверен, что не пройдет и двух лет, как они вырастут вчетверо.
Брассье поспешил вступить в разговор.
— Что касается нас, — сказал он, — то мы поделим наши пятьдесят процентов пополам.
— В нашей рекламе будет сделан упор на то, что каждое украшение единственное в своем роде…
Если бы Селерен смог в ту минуту разобраться в своем состоянии, то понял бы, что главным его чувством было замешательство.
То, что ему предлагалось, было поистине подарком судьбы. Они оба нуждались в нем и с беспокойством ждали его ответа.
Ведь, в конце-то концов, это он создавал свои уникальные ювелирные изделия. Бывало, он мучился пять, а то и десять дней в поисках орнамента, который все ускользал.
Он не знал, что есть в Довиле, но он хорошо знал торговый дом Мейера, один из лучших в Париже, с филиалами в Лондоне и Нью-Йорке.
— Если понадобится, — сказал Брассье, — мы возьмем еще одного или двух мастеров.
— А где мы их посадим?
— Но ведь можно найти мастерскую побольше.
Нет! Об этом не могло быть и речи. В этой мастерской он начинал, в ней будет работать и впредь.
Он уступил, скорее всего, по слабости. Деньгами Селерен не пренебрегал.
Они были ему нужны, чтобы дать детям образование. Он слышал, что американские университеты безумно дорогие.
— Будь по-вашему! — сказал он с тяжелым сердцем. — Но, само собой разумеется, я не буду делать серийных вещей.
— Я и обратился к вам как раз потому, что не хочу ничего серийного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36