Не было никаких доказательств, что документ не фальшивка. Нам почти ежедневно приходится принимать людей с неуравновешенной психикой.— Нам тоже.— В таком случае вы должны меня понять. Прием затянулся до семи вечера. У меня оставалось времени только, чтобы зайти домой и переодеться.— Жене вы рассказали о докладе Калама?— Нет. Портфель я забрал с собой. Жене сказал, что после банкета заеду на бульвар Пастера. Я довольно часто так делаю. По воскресеньям мы здесь обедаем вдвоем, но иногда, когда у меня срочное дело и нужно спокойно поработать, я прихожу сюда один.— Где происходил банкет?— Во дворце д'Орсей.— Портфель вы взяли с собой?— Нет, я запер его на ключ и оставил под охраной моего шофера, которому я полностью доверяю.— Вы вернулись прямо сюда?— Около половины одиннадцатого. У министров есть то преимущество, что они не обязаны оставаться после речей.— Отчет вы прочли?— Да.— Он показался вам подлинным? Министр утвердительно кивнул.— Если его опубликовать, это действительно будет взрывом бомбы?— Вне всякого сомнения.— Почему?— Потому что профессор Калам как бы предсказал катастрофу, которая и произошла. Хотя меня и поставили во главе министерства общественных работ, я не в состоянии пересказать вам его рассуждения и особенно технические детали, которые он приводит в поддержку своего мнения. Но что совершенно ясно — он был категорически против проекта, и каждый, кто прочел этот отчет, должен был голосовать против постройки Клерфона, по крайней мере в том виде, в котором он был запроектирован. Или требовать продолжения изысканий. Вы понимаете?— Начинаю понимать.— Каким образом еженедельнику «Молва» стало известно содержание отчета, не знаю. Может быть, у них есть копия? И этого не знаю. Насколько могу судить, единственным человеком, который вчера вечером владел отчетом Калама, был я.— Что же произошло?— К полуночи я решил позвонить премьеру, но мне ответили, что он находится в Руане на каком-то политическом собрании. Я чуть не позвонил туда…— Но не сделали этого?— Нет. И только потому, что подумал о подслушивании. У меня было такое ощущение, что я держу ящик с динамитом, которым можно не только взорвать правительство, но и скомпрометировать кое-кого из моих коллег. Совершенно невероятно, чтобы те, кто прочел этот отчет, могли…Мегрэ понял, что хотел сказать Пуан.— Вы оставили отчет здесь?— Да.— В бюро?— Оно запирается на ключ. Я полагал, что здесь он находится в большей безопасности, чем в министерстве, где бывает слишком много людей, которых я едва знаю.— Пока вы изучали отчет, ваш шофер был внизу?— Я его отпустил. Потом взял такси на углу бульвара.— Вы говорили с вашей женой по возвращении?— Только не об отчете Калама. И назавтра я никому ни слова не сказал о нем до часа дня, до тех пор, пока не встретился с премьер-министром в Палате депутатов. Ему я все рассказал.— Он был взволнован?— Мне так показалось. Любой глава правительства в его положении был бы взволнован. Он попросил привезти и передать ему этот документ.— Но отчета в вашем бюро уже не было?— Да.— Дверной замок был взломан?— Не думаю.— Вы виделись с премьером?— Нет, я почувствовал себя совсем больным. Вернулся на бульвар Сен-Жермен и отменил все встречи. Жена позвонила премьер-министру и сказала, что у меня был обморок, я плохо себя чувствую и встречусь с ним завтра.— Ваша жена в курсе дела?— Первый раз в жизни я ей солгал. Даже не помню точно, что я ей наговорил, но несколько раз, кажется, сам себе противоречил.— Она знает, что вы сейчас здесь?— Она думает, что я на собрании. Я не уверен, что вы понимаете, в каком положении я очутился. Внезапно я почувствовал себя совершенно одиноким, и у меня такое ощущение, что стоит мне открыть рот, как все набросятся на меня с обвинениями. Никто не поверит, что я говорю правду. Отчет Калама был у меня. За исключением Пикмаля, я единственный человек, который держал его в руках. И главное: за последние годы я по крайней мере трижды был у Артюра Нику в его имении в Самуа. В гостях у главного подрядчика!Пуан внезапно поник. Плечи у него опустились, подбородок стал не таким волевым. Казалось, он говорит: «Делайте, что хотите, но я больше ничего не знаю».Мегрэ, не спрашивая разрешения, налил себе стопку водки и, только поднеся ее ко рту, подумал, что надо бы налить и министру. Глава 2Телефонный звонок премьер-министра Вне всякого сомнения, за долгие годы службы Мегрэ уже не раз испытывал подобное ощущение, но, как ему казалось, впервые так остро. Небольшие размеры комнаты, тепло и уют, безусловно, способствовали этому, и не последнюю роль в создании этого ощущения сыграли и запах деревенской водки, и бюро, напоминавшее ему бюро его отца, и увеличенные фотографии «стариков» на стенах. Мегрэ и впрямь чувствовал себя врачом, которого срочно вызвали к больному и которому пациент вручает свою судьбу.Самое любопытное, что человек, сидящий напротив в ожидании его диагноза, был похож на него если не как родной брат, то по меньшей мере как. двоюродный. Сходство было не только внешним. Одного взгляда на семейные фотографии комиссару было достаточно, чтобы увидеть, что и у Пуана и у него одинаковое происхождение. Оба родились в деревне в крестьянских семьях, правда, уже отнюдь не патриархальных. Возможно, родители Пуана с самого его рождения мечтали сделать из него врача или адвоката. Так же, как родители Мегрэ.Пуан превзошел все их ожидания. Живы ли они еще, чтобы порадоваться этому?Мегрэ не посмел задать этот вопрос. Перед ним сидел человек, удрученный, но не сломленный. Глядя на Пуана, Мегрэ испытывал сложное чувство — неприязни, раздражения и даже отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7