— С нами — нет.— А с этими — сборщиками налога?Мегрэ пожал плечами и буркнул:— Нам до этого нет дела. Глава четвертая, в которой рассказывается о девушке на скамейке и о невесте в ночном ресторане
Через полуоткрытую дверь, которую старая дама умышленно не закрыла, она увидела, что полицейские пошли не к лифту или к лестнице, а прямиком к квартире напротив. Когда они вышли оттуда, уже на ступеньках, Мегрэ, видя, как закрывается дверь, бросил:— Завидует!Когда-то на процессе одного молодого человека, которого он сам поставил перед судом присяжных, какой-то тип, сидевший рядом с Мегрэ, шепнул ему:— Интересно, о чем он думает?Мегрэ сразу ответил:— Что о нем напишут в сегодняшних газетах!Комиссар знал, что все преступники, по крайней мере до момента вынесения приговора, относительно мало озабочены совершенным преступлением, вообще не думают о своих жертвах, а занимает их прежде всего, какое впечатление они производят на публику. Они чувствуют себя звездами. Их окружают журналисты и фоторепортеры. Люди часто встают в очередь, чтобы только увидеть их. Можно ли после этого удивляться, что в них так много лицемерия?Вдова Кремье не была в восторге от визита полиции в ее дом. Кроме того, у Мегрэ была специфическая манера задавать вопросы, которая не давала возможности отвечать так, как бы хотелось. Это и заставило мадам Кремье признаться в некоторых не очень приятных для нее вещах.Но все-таки наибольшее впечатление на нее произвело то, что каждое ее слово записывалось, в специальную тетрадку.И тем не менее в следующую минуту комиссар звонил в квартиру напротив и собирался оказать такую же честь какой-то невоспитанной домработнице.— Может, выпьем по стаканчику?Был уже двенадцатый час. Мегрэ и Жанвье зашли в бар на углу и молча выпили по аперитиву, как-бы переводя дух после всего, что только что услышали.Луиза Лабуан напоминала негатив, который положили в проявитель. Два дня назад она не существовала для них вообще. Потом была голубым силуэтом на мокром асфальте площади Вэнтимиль, белым контуром на мраморном столе в Институте судебной экспертизы. Сейчас у нее были имя и фамилия. Образ начал приобретать отчетливость, но все еще оставался схематичным.Хозяйка Розы тоже была удивлена, что Мегрэ пришел не к ней.— Не могла бы мадам заняться детьми, пока я задам несколько вопросов вашей служанке?Розе не было еще и шестнадцати.— Это ты звонила мне сегодня утром?— Да, месье.— Ты знала Луизу Лабуан?— Не знаю, как ее звали.— Вы встречались на лестнице?— Да, месье.— Она разговаривала с тобой?— Никогда не разговаривала, только улыбалась мне. Она всегда была грустная. Как артистка кино.— Ты никогда не встречала ее где-то в других местах, кроме лестницы?— Несколько раз.— Где?— На скамейке в сквере около церкви Святой Троицы. Я туда хожу с детьми почти каждый день после полудня.— Что она там делала?— Ничего.— Может, ждала кого?— Никогда не видела ее с кем-то.— Читала что-нибудь?— Нет. Один раз ела бутерброд. Месье, скажите, она знала, что умрет?Это все, что удалось узнать у Розы. Из этого следовало, что с некоторых пор девушка была без работы. Ничего не делала. Шла улицей Клиши и, не выходя из своего квартала, сидела перед собором Святой Троицы.Мегрэ пришло в голову спросить:— Ты никогда не видела, чтобы она входила в церковь?— Нет, месье.Комиссар заплатил, вытер губы, и они сели в маленький автомобиль. На набережной Орфевр Мегрэ сразу увидел стоящую в коридоре серую фигуру и узнал Лоньона, нос которого был краснее, чем обычно.— Вы меня ждете?— Уже час.— У вас такой вид, будто вы вообще не спите.— Это не имеет значения.— Прошу ко мне.Каждый, кто видел Лоньона в коридоре Уголовной полиции, был уверен что это не полицейский, а подозреваемый или свидетель, который ждет допроса, такой уж у него был хмурый вид. Лоньон простудился, кашлял и то и дело вынимал из кармана носовой платок. Он не жаловался, хотя имел облик человека, который терпел всю жизнь и будет мучаться до конца дней своих.Мегрэ уселся поудобней и начал набивать трубку, а его гость, примостившись на краешке стула, не смел начать первым.— У вас есть новости?— Я пришел с докладом, патрон.— Слушаю, старина.Сердечный тон не произвел на Растяпу никакого впечатления. Более того, он усмотрел в этом Бог знает какую иронию.— Вчера вечером я повторил свой обход. До трех часов ночи, а точнее, до четырех минут четвертого, не было никаких результатов. Не переставая говорить, он достал из кармана кусочек бумаги.— И наконец, в четыре минуты четвертого напротив ночного ресторана «Бубенчик» я остановил таксиста. Леон Зиркт, 53 года, живет в Ле-валуа-Перэ.Эти подробности были, конечно, совершенно лишними. Инспектор записывал абсолютно все, будто не имел права определять, что важно, а что нет. Монотонным голосом он тянул дальше, не глядя на комиссара, который не мог согнать с лица улыбку.— Я показал ему снимок, а точнее, снимки. Он узнал ее там, где она в вечернем платье.Растяпа прервался на минутку, как актер, подавший реплику и ждущий ответа от партнера. Он не подозревал, что Мегрэ уже знает, кем была убитая.— Ночью с понедельника на вторник Леон Зиркт стоял напротив «Ромео», нового ночного ресторана на улице Комартэн.Инспектор подготовил все заранее и вынул из кармана новую бумажку и вырезку из газеты.— Той ночью «Ромео» был закрыт для посетителей, так как зал сняли для проведения свадьбы.Жестом адвоката, представляющего неопровержимые улики высокому суду, он положил вырезку перед Мегрэ и вернулся на свое место.— Как месье увидит через минуту, речь идет о свадьбе некоего Марко Сантони, представителя во Франции известной итальянской фирмы по производству вермута, с мадемуазель Жанной Арменье из Парижа, без определенной профессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34