— А что я говорила? — торжествовала его мать. — Я знаю, что вы хорошие пройдохи, но у моего сына тоже есть голова на плечах… ого-го какая!
Несмотря на подозрения, несмотря на то, что фамилия Кюэнде фигурировала в реестре судимых, пришлось освободить его из-за отсутствия доказательств вины.
Он не торжествовал, как его мать. Ни на минуту не утратил враждебной флегматичности. Выходя из кабинета Мегрэ, задержался в дверях, поискал глазами шляпу и после короткого колебания протянул на прощание руку.
— До свидания, господин комиссар.
Будто бы знал, что скоро они увидятся снова.
Глава 3
Стулья с плетеными из соломы сиденьями поблескивали оттенками матового золота. Пол из обычных сосновых досок, очень старый, был покрыт воском и так натерт, что в нем, как в зеркале, отражался прямоугольник окна. Медный маятник стенных часов мерно покачивался.
Казалось, что каждый предмет в этой комнате: кочерга, вазоны, половая щетка, о которую терся кот, живут своей собственной жизнью, как на картинах старых голландских художников.
Старая женщина открыла дверцы печки и бросила туда два совка угля; вырвавшееся пламя на миг осветило ее лицо.
— Вы позволите мне снять пальто?
— Это значит, что вы пришли надолго?
— Это значит, что на дворе два градуса мороза, а у вас очень тепло.
— Старые люди мерзляки, — буркнула она скорее себе под нос, чем ему. — Я люблю, когда печь хорошо натоплена. Мой сын тоже любил тепло, даже когда был маленьким. Помню, что у нас дома, в Сенарклене, он всегда сидел у печки, когда учил уроки.
Она бросила взгляд на кресло, обитое вытертой кожей.
— И здесь он тоже пододвигал кресло к печке. Он мог часами сидеть так и читать, забывая обо всем на свете.
— А что он читал?
— Разве я знаю? — отвечала она, разводя руками. — Откуда мне знать? Он брал книги в библиотеке на улице Монж. Прочитает одну, отдает, берет другую. О, одна еще лежит здесь.
Она указала на обернутую в черное блестящее полотно книгу… Это была монография о французской революции, написанная Ленортом.
— Мой Оноре знал очень много. Никогда не говорил попусту, но сколько у него в голове было… ого-го! Газеты он читал ежедневно, по четыре-пять в день, и такие толстые журналы, очень дорогие, с цветными картинками…
Мегрэ любил тихие квартиры, у которых был свой собственный запах хорошо поддерживаемого человеческого жилья. Ему хотелось закурить трубку, и он уже начал ее машинально набивать, но заколебался.
— Можете закурить. Он тоже курил трубку. У него была целая коллекция старых трубок, а если какая-нибудь из них портилась, он долго с ней возился, но чинил сам.
— Я бы хотел задать вам один вопрос, госпожа Кюэнде.
— Почему вы обращаетесь ко мне так официально? Все попросту называют меня Жюстина. И уже так давно! Мне кажется, что в последний раз «мадам Кюэнде» называл меня мэр, который регистрировал наш брак. Пожалуйста, спрашивайте. Отвечу, если смогу.
— Вы не работаете?
— Я никогда не работала. Даже когда муж был жив.
— У вашего мужа было какое-то состояние?
— А вы когда-нибудь видели богатого кротолова? Особенно такого, который пьет с утра до ночи?
— Значит, вы жили на те деньги, что давал вам сын?
— Что же в этом плохого?
— Рабочий отдает зарплату ясене или матери каждую субботу, чиновник свое жалованье каждого первого числа. А Оноре — он давал вам деньги регулярно или в определенные сроки, когда они были вам нужны?
Она сосредоточенно смотрела на него, как бы только теперь отдав себе отчет в значении его вопроса.
— По-разному… а что?
— Он мог, например, вручить вам какую-то крупную сумму сразу, чтобы вам хватило на то время, пока он отсутствует. Но когда он вернется…
— Он никогда не давал мне крупных сумм. Что бы я с ними делала?
— На какой срок он оставлял вас одну? По крайней мере, на несколько недель, правда? А что вы делали все это время без денег?
— Мне много и не нужно.
— А все-таки, как вы жили, не имея средств к существованию?
— Я всегда могу взять в кредит все, что мне необходимо в магазинчике, у мясника — ба! — любой базарный торговец мне поверит. Кто у нас в квартале не знает старой Жюстины?
— А может быть, ваш сын присылал деньги по почте?
— По почте? Никогда!
— Послушайте меня, мадам Кюэнде…
— Я уже говорила вам, чтобы вы называли меня Жюстиной. Она встала у плиты, долила воды в бурлящую на огне кастрюлю, прикрыла ее крышкой, оставив узкую щелку, чтобы мог выйти пар.
— Я в самом деле не хочу доставлять вам неприятности, а ваш сын ведь… уже теперь… прошу понять меня: мне нужно только найти тех, кто его убил. А вы можете мне в этом помочь.
— Я смогу его увидеть?
— Да.
— Когда?
— Сегодня, еще до полудня. Наш инспектор заедет за вами.
— Мне выдадут тело?
— Наверное. Но прошу вас не менять тему. Я должен задать вам несколько вопросов.
— Что вы еще хотите от меня узнать?
Она все еще была недоверчивой, какими обычно бывают крестьянки: старая женщина, почти неграмотная, она во всем видела ловушку. Эту ее подозрительность невозможно было преодолеть.
— Сын покидал вас пару раз в течение года и не показывался по нескольку недель… Как долго это продолжалось?
— Я уже говорила. Иногда три недели, иногда два месяца.
— Как он вел себя, когда возвращался?
— Так, как каждый. Был доволен, что находит свои домашние туфли рядом с печкой.
— Он говорил вам, что уезжает или исчезал без предупреждения?
— А кто собирал ему чемодан, если не я?
— Значит, он предупреждал вас, что уезжает. Что он брал с собой? Смену белья? Костюмы?
— Брал то, что ему было нужно.
— У него было много костюмов?
— Четыре или пять. Он любил элегантно одеваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38