Отцу, конечно, хотелось, чтобы я поступил на работу в Лионский кредит, но я боялся общения с людьми не моего уровня. На набережной Шарантон, в своем углу, я чувствовал себя так спокойно! Практически никто мною не интересовался.
— Как Шабю удалось обнаружить ваши хищения?
— Раскрыл их не он, а господин Лусек, который иногда просматривал мои счета. На этот раз что-то показалось ему подозрительным. Ничего не спросив, он сделал вид, что все в порядке, но тут же поставил в известность хозяина.
— Это было в июне?
— Да, в конце июня. Точнее, двадцать восьмого числа. Этой даты я никогда не забуду. Хозяин вызвал меня к себе в кабинет. Тут же сидела и его личная секретарша. Я ничего не подозревал. Мне и в голову не могло прийти, что растрата обнаружена.
— Он велел вам сесть?
— Да. Откуда вы знаете?
— Кузнечик, я хочу сказать Анна-Мари, описала мне всю сцену. По ее словам, она была смущена не меньше вашего.
— Мне было ужасно неловко, что меня так оскорбляют в присутствии женщины. В душе я предпочел бы попасть в руки полиции. Можно было подумать, что это доставляет ему удовольствие. Всякий раз, когда мне казалось, что Шабю наконец закончил, он начинал с новой силой. Знаете, за что он меня больше всего упрекал? За то, что я брал из кассы мелкими суммами. По его словам, он мог бы проникнуться уважением к крупному вору, но испытывает гадливое чувство к мелкому жулику.
Маленький бухгалтер говорил, волнуясь, и на минуту даже остановился, чтобы перевести дыхание. Лицо его побагровело. Он выпил еще глоток, и Мегрэ последовал его примеру.
— Когда он приказал мне подойти поближе, я даже представить не мог, что сейчас произойдет. Он залепил мне звонкую пощечину, и долгое время у меня на щеке оставались следы его пальцев. Я в жизни не получал пощечины. Даже в детстве меня не били. Я настолько оторопел, что едва удержался на ногах, а Шабю добавил: «Теперь убирайтесь прочь!» Не помню, тогда же или раньше он сказал, что рекомендации не даст и уверен, мне не найти приличного места.
— Он тоже был унижен, — вполголоса проговорил Мегрэ.
Жильбер Пигу резко повернулся к Мегрэ, открыв рот от изумления.
— Он же вам сказал, что над ним никто безнаказанно не смеется.
— Вы правы. Я не понял, что это было основной причиной издевательств с его стороны. Вы думаете, он был задет?
— Больше чем задет. Человек он был сильный, по крайней мере считал себя таковым. В жизни ему давалось все, что он задумывал. Не забывайте, он начинал карьеру агентом по продаже вина, ему приходилось бегать от двери к двери в надежде получить заказ. Для него вы просто не существовали. Вы прозябали в своей комнатке на первом этаже, куда он почти никогда не заглядывал, и держал он вас как бы из милости.
— Это на него похоже.
— Он тоже постоянно нуждался в самоутверждении. Поэтому он не пропускал ни одной женщины.
— Вы хотите сказать, что он заслуживает жалости? — нахмурился встревоженный Жильбер Пигу.
— Ее в большей или меньшей степени заслуживает любой из нас. Я пытаюсь понять. Устанавливать долю ответственности каждого не мое дело. Итак, вы покинули набережную Шарантон. Куда вы прежде всего направились?
— Было одиннадцать утра. Очень парило. Я укрылся в тени платанов. Потом зашел в бистро близ Аустерлицкого моста. Выпил две-три рюмки коньяку.
— А завтракали вместе с женой?
— Нет. Она давно уже перестала за мной заходить. Я где-то бродил, много пил, потом вдруг оказался в кино. Там было прохладнее, чем на улице. Помните, июнь был очень знойным?
Казалось, Пигу старался не упустить ни малейшей детали. Ему необходимо было выговориться, и раз уж такая возможность представилась, тем более что слушали его с явным интересом, он и выкладывал все.
— А вечером, когда вернулись домой, жена заметила, что вы много пили?
— Я сказал, что получил повышение, что переведен в контору на авеню Опера, и по этому случаю сослуживцы угостили меня аперитивом.
Мегрэ не улыбнулся, услышав это наивное признание, напротив, лицо его стало еще серьезней.
— Каким образом вы сумели через два дня вручить жене деньги? Ведь Шабю не уплатил вам за июнь?
— У меня не было сбережений. Ежемесячно я получал от жены сорок франков на сигареты и метро. Нужно было что-то придумать. Эта мысль мучила меня почти всю ночь. К утру я решился на следующий шаг. Уходя из дому, я предупредил, что к ужину не вернусь: часть вечера займет устройство в новом кабинете. Дело в том, что, уходя из конторы Шабю, я забыл вернуть ключ от сейфа. А там должна была находиться порядочная сумма, побольше, чем обычно: завтра предстояла получка.
За годы службы у Шабю мне приходилось возвращаться в контору по вечерам, когда бывала сверхурочная работа. Ключ от входной двери я тоже унес.
Сперва я о нем забыл, обошел здание, припомнив, что задняя, почти незаметная дверь плохо запирается и можно легко открыть язычок замка простым перочинным ножом.
— Ночного сторожа там нет?
— Нет. Я дождался темноты и проскользнул во двор. Задняя дверь, как я и предполагал, открылась без труда, и я пробрался в свою прежнюю комнату. Взял в сейфе, не считая, пачку денег.
— Сумма оказалась крупная?
— Побольше моего трехмесячного заработка. Я спрятал деньги дома на шкафу, а потом вручил Лилиан сумму, равную месячному жалованью. Я не решился сказать жене, что меня выгнали со службы.
— Почему вас так беспокоило, что она об этом подумает?
— Она была в какой-то степени свидетелем. Все эти годы следила за моей жизнью, следила критическим взглядом. А мне так хотелось, чтобы хоть один человек верил в меня! Теперь я стал проводить дни на улицах в поисках нового места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37