Госпожу Бланш знаете?
Кокассон на мгновение задумался, но тут же решился:
— Да. Мне приходилось у нее бывать.
— С кем?
— С Жанной Шабю. Она знала, что ее муж завсегдатай этого дома свиданий, и ей самой хотелось посмотреть заведение.
— Значит, вы любовник госпожи Шабю?
— Да, был, и, надо полагать, не единственный.
— Когда прекратилась ваша связь?
— Вот уже примерно полгода, как мы не встречаемся.
— Вы бывали у нее на площади Вогезов?
— Да, когда муж уезжал по делам, а это случалось почти каждую неделю.
— Из-за этого вы решили со мной повидаться?
— Нет. Я только ответил на ваш вопрос. Я пришел затем, чтобы узнать, нашли ли вы письма.
Мегрэ, нахмурившись, взглянул на посетителя.
— Какие письма?
— Письма, адресованные лично Оскару Шабю. Не его деловую корреспонденцию. Полагаю, что он хранил их в надежном месте на площади Вогезов, может быть, на набережной Шарантон.
— Вам хотелось бы их заполучить?
— Видите ли, Мег… Это моя жена… Так вот, у нее мания писать длинные письма, где она выкладывает все, что взбредет в голову…
— Итак, вы хотите получить ее письма?
— У жены была довольно долгая связь с Оскаром. Я застал их, и, кажется, он был этим раздосадован.
— Он был в нее влюблен?
— Помилуй бог! Оскар никогда и ни в кого не был влюблен! Просто очередной номер в его донжуанском списке.
— Вы ревнивы?
— В конце концов я смирился со саоей участью.
— У вашей жены были и другие похождения?
— Не смею отрицать.
— Если я правильно понял, ваша жена была любовницей Шабю, а вы — любовником госпожи Шабю. Так, что ли? — В голосе Мегрэ звучала ирония, которой издатель, однако, не замечал. — И вы тоже писали на площадь Вогезов?
— Несколько раз.
— Госпоже Шабю?
— Нет, Оскару.
— Чтобы выразить неудовольствие по поводу его отношений с Мег?
— Нет. — Кокассон подошел к самому щекотливому вопросу и постарался принять развязный вид. — Вы, должно быть, не представляете, каково положение издателя книг по искусству. Клиентура очень ограничена, себестоимость невероятно высока. Каждое издание отнимает несколько лет и требует солидных капиталовложений. Вы понимаете, что без меценатов не обойтись!
— А Шабю был меценатом? — невинным голосом осведомился Мегрэ.
— Оскар был очень богат. Он прямо-таки греб деньги лопатой. Я и подумал, что он мог бы мне помочь…
— И написали об этом?
— Да.
— В то время, когда он был любовником вашей жены?
— Одно другого не касается.
— Это произошло после того, как вы их застали?
— Точно не помню, но полагаю, что да. Откинувшись в кресле, Мегрэ уминал большим пальцем табак в своей трубке.
— А вы в то время уже были любовником Жанны Шабю?
— Я так и думал, что вы меня не поймете. О наших отношениях вы судите с точки зрения старой буржуазной морали, которая теперь не в моде у людей нашего круга. Для нас сексуальные связи не имеют никакого значения.
— Отлично вас понимаю. Иначе говоря, вы обратились с просьбой к Оскару Шабю только потому, что он был богат?
— Совершенно верно.
— С таким же успехом вы могли бы обратиться к любому промышленнику или банкиру, с которым не были знакомы?
— Да, если бы оказался в безвыходном положении.
— А разве ваше положение было безвыходное?
— Я задумал крупное издание, посвященное некоторым видам азиатского искусства.
— В этих письмах есть фразы, о которых вы теперь сожалеете?
Кокассону было не по себе, но ему еще удавалось сохранить видимость собственного достоинства.
— Я сказал бы, они могут быть неверно истолкованы.
— Конечно. Люди поверхностные, например, кто не принадлежит к вашему кругу и кому не хватает широты взглядов, могли бы усмотреть в этом шантаж. Правильно я вас понял?
— Более или менее.
— Вы были очень настойчивы?
— Написал три-четыре письма.
— Все по тому же вопросу? И за довольно короткий промежуток времени?
— Я торопился пустить книгу в производство. Один из лучших знатоков восточного искусства уже представил мне текст.
— И Шабю дал вам денег? Кокассон покачал головой:
— Нет.
— Вы были разочарованы?
— Да. Этого я не ожидал. Видимо, знал его недостаточно.
— Он был черствый человек, не так ли?
— Черствый и высокомерный.
— Он ответил вам письмом?
— Даже не дал себе труда написать. Однажды вечером, когда у него на коктейле собралось человек тридцать, я подошел к нему в надежде получить, наконец, ответ.
— И он вам ответил?
— По-хамски: повернулся к гостям и сказал так громко, что все могли услышать: «Да будет вам известно, что мне глубоко наплевать на Мег, а тем более на ваши шашни с моей женой. Перестаньте же вымогать у меня деньги!»
Лицо Кокассона, поначалу бледное, теперь порозовело, а длинные пальцы с холеными ногтями немного дрожали.
— Видите, я вполне откровенно рассказываю о нем. А мог бы помолчать, посмотреть, как повернутся события.
— Иначе говоря, пока не найдутся письма?
— Неизвестно, в чьи руки они попадут.
— Вы встречались с Шабю после того вечера?
— Да, дважды. Нас с Мег продолжали приглашать на площадь Вогезов.
— И вы ходили? — пробормотал Мегрэ с притворным восхищением. — Вы не очень-то злопамятны.
— А что оставалось делать? Шабю был скотиной, но в то же время был сильной личностью. В нашем кругу он унижал не только меня. У него была потребность чувствовать свое превосходство, к тому же он добивался, чтобы его любили.
— Значит, вы надеетесь, что я верну вам эти письма?
— Я предпочел бы, чтобы они были уничтожены.
— И ваши письма и письма вашей жены?
— Письма Мег могут показаться, я полагаю, слишком страстными, даже откровенно эротическими. Что до моих, то, как я уже говорил, их могут неверно истолковать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37