— Куда вы хотите меня отвести?
Парсон говорил с трудом, едва выговаривая слова заплетающимся языком, и все-таки чувствовалось, что, несмотря на опьянение, он сохраняет некоторую, если не полную, ясность мысли. В глазах его читалось недоверие, а быть может, и страх. Но гордость его была сильнее страха.
— Третья степень? — спросил он, презрительно выпятив губы; он намекал на методы физического воздействия при допросах в американской полиции.
— Нет, я не собираюсь вас допрашивать. В этом уже нет необходимости.
Парсон попытался подняться, но прежде чем это ему удалось, он дважды падал на диванчик.
— Одну минутку… — сказал Мегрэ. — Есть сейчас в баре кто-нибудь из ваших приятелей? Я имею в виду тех, о которых вы думаете. Спрашиваю об этом ради вас же. Если есть, то, пожалуй, для вас будет лучше, чтобы я вышел первым и подождал вас в такси метрах в ста отсюда, слева.
Журналист пытался понять комиссара, но это ему не удавалось; больше всего он старался не показать, что сдрейфил. Он оглядел зал, опершись на наличник двери, чтобы не упасть.
— Идите… Я за вами.
Мегрэ не пытался понять, кто из посетителей был членом банды. Это его не касалось. Это было дело лейтенанта Льюиса.
Выйдя на улицу, он подозвал такси, попросил шофера остановиться на левой стороне улицы и сел на заднее сиденье. Минут через пять Парсон, который еле ковылял и, чтобы сохранить равновесие, был вынужден внимательно смотреть себе под ноги, открыл дверцу.
Он еще съязвил:
— Загородная прогулочка?
То был намек на прогулку в автомобиле, которую устраивали убийцы, чтобы где-нибудь в пустынном месте освободиться от мешавшего им человека.
— «Бервик», — сказал Мегрэ шоферу.
«Бервик» был в двух шагах от «Данки-бара». Комиссар довел под руку своего спутника до лифта, и в усталых глазах журналиста была все та же смесь страха и гордости.
— Лейтенант Льюис у меня?
— Ни он, ни другие полицейские к вам не заходили.
Мегрэ зажег у себя в номере все лампы. Потом, когда Парсон уселся в углу, позвонил в ресторан и заказал бутылку виски, стаканы, содовую, четыре бутылки пива.
И перед тем как повесить трубку, прибавил:
— И еще несколько сандвичей с ветчиной.
Есть ему не хотелось, но так было заведено на набережной Орфевр, и для Мегрэ это стало чем-то вроде ритуала.
Парсон снова развалился, как в «Данки-баре»; время от времени он закрывал глаза и на секунду засыпал, но тут же просыпался от каждого шороха.
Половина первого. Без четверти час. На камине выстроились бутылки, стаканы и поднос с сандвичами.
— Можно, я выпью?
— Пожалуйста. Лежите, лежите, я вам подам.
Журналист был так пьян, что чуть больше спиртного или чуть меньше — было уже все равно. Мегрэ налил ему виски с содовой, и Парсон выпил с удивлением, которого не сумел скрыть.
— Странный вы тип. Черт меня возьми, если я понимаю, чего вы от меня хотите.
— Ровным счетом ничего.
Зазвонил телефон. Мегрэ сообщили, что Маленький Джон и Мак-Джилл уже внизу.
— Попросите этих господ подняться ко мне в номер.
Он поджидал в дверях и увидел их в глубине коридора. Маленький Джон во фраке казался еще более худым и нервным, чем обычно; секретарь был в смокинге, на губах у него застыла бледная улыбка.
— Входите, прошу вас. Простите, что побеспокоил, но уверен: это необходимо.
Мак-Джилл первым заметил валявшегося в кресле журналиста, и резкое движение, которое он при этом сделал, не ускользнуло от комиссара.
— Не обращайте внимания на Парсона, — сказал он. — Я счел нужным, чтобы он присутствовал при разговоре по причинам, которые вы скоро поймете. Садитесь, господа. Советую снять пальто — разговор, несомненно, будет достаточно долгим.
— Нельзя ли спросить вас, господин комиссар…
— Нет, господин Мора. Сейчас еще не время.
И такая спокойная сила исходила от комиссара, что и Маленький Джон, и секретарь покорились ему. Мегрэ сел за стол, на который поставил телефон и положил свои часы.
— Еще несколько минут терпения. Можете курить, разумеется, Извините, что не припас сигар.
Он нисколько не иронизировал, и, по мере того как приближался назначенный час, волнение все сильнее сжимало ему горло, он все чаще затягивался трубкой.
Несмотря на зажженные лампы, в комнате было темновато, как всегда в третьеразрядных гостиницах. Было слышно, как за перегородкой укладывалась в постель парочка.
Наконец раздался звонок.
— Алло!.. Да, это Мегрэ… Алло!… Да, я заказывал Ла-Бурбуль… Что?.. Жду у телефона.
И, не отнимая трубку от уха, он обернулся к Мора:
— Очень жаль, что в Америке у телефонов нет параллельных трубок, как у нас: я предпочел бы, чтобы вы могли прослушать весь разговор. Обещаю вам слово в слово повторять все фразы, которые будут для вас интересны,.. Алло!.. Да… Что?.. Не отвечает?.. Позвоните еще раз, мадемуазель… Может, на вилле еще спят?
Он почему-то взволновался, услыхав голос телефонистки из Ла-Бурбуля, а та, со своей стороны, тоже растерялась, получив вызов из Нью-Йорка.
Там у них сейчас семь утра. Интересно, взошло ли уже солнце? Мегрэ помнил почтовое отделение напротив водолечебницы, на берегу реки.
— Алло!.. Кто говорит?.. Алло, сударыня!.. Простите, что разбудил вас… Вы уже встали? Будьте любезны, попросите к телефону вашего мужа… Весьма сожалею, но я звоню из Нью-Йорка и повторить вызов через полчаса мне будет трудно. Разбудите его… Да.
Словно из кокетства он избегал смотреть на троих мужчин, собравшихся здесь, чтобы присутствовать при этом странном допросе.
— Алло! Господин Жозеф Домаль?
Маленький Джон положил ногу на ногу, потом снял ее, ничем иным не выдавая своего волнения.
— С вами говорит Мегрэ… Да, как вы правильно сказали, Мегрэ из уголовной полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43