— Меня ждет жена…
— У источника?
— Сперва пойду проветриться, посмотреть на игроков в шары… Когда-то, в Поркероллях, я и сам пробовал играть… Если бы эти господа были хоть немного настойчивы…
Мегрэ удалился, набивая новую трубку. За время их с Лекёром беседы воздух прогрелся, и комиссар радовался, обретая тень под большими деревьями.
— Что нового?
— Ничего интересного…
— По-прежнему ничего не известно о ее жизни в Париже?
Мадам Мегрэ наблюдала за мужем, чтобы знать, когда именно ей стоит умолкнуть, но комиссар был в хорошем настроении, и она чувствовала себя осмелевшей.
— Ничего определенного… Только то, что у нее был по крайней мере один любовник…
— Можно подумать, что тебе это доставило удовольствие…
— Может, и так… Это означает, что в ее жизни был период, когда она неплохо проводила время… Она не всегда была сосредоточена на самой себе, погруженная в Бог знает какие мысли и мечты…
— Что известно об этом человеке?
— Почти ничего, кроме того, что он имел большую черную машину, посещал Элен Ланж один или два раза в неделю и уходил около десяти вечера, а также того, что они никогда не проводили вместе отпуск или выходные…
— Женатый мужчина…
— Возможно… Сорокалетний… На десять лет старше ее…
— Теперь-то ему уже не сорок…
— Да, он приближается к шестидесятилетнему рубежу, если уже не достиг его…
— Ты считаешь, что…
— Я ничего не считаю… Я хотел бы знать, как она жила в Ницце: был ли то своего рода переходный период или она там уже строила из себя старую деву, как и здесь… Внимание… Сейчас он попадет в шарик…
Бил однорукий; он не торопясь запустил большой шар, который ударил по маленькому деревянному шарику и отправил его на лужайку.
— Я завидую игрокам… — невольно вырвалось у Мегрэ.
— Почему?
Он нашел жену помолодевшей; тень и свет перемежались, играя в пятнашки на ее гладком лице. Глаза мадам Мегрэ задорно блестели.
Комиссар снова почувствовал себя в отпуске, на каникулах.
— Ты не обращала внимания на их позы, на их важный вид, на то выражение огромного удовлетворения, которое охватывает их после красивого удара?.. Мы же, когда ставим точку в расследовании…
Он не закончил фразы, но его гримаса была выразительной. Ведь они посылали человека объясняться с правосудием… Его ждала тюрьма, а иногда — смерть…
Мегрэ встряхнулся и, набив трубку, предложил жене:
— Пошли?
Разве не для этого они находились здесь?
Сотрудники Лекёра опросили всех соседей. Никто из них ничего не видел и не слышал в тот вечер, когда произошло убийство, к тому же все были единодушны, утверждая, что Элен Ланж не имела ни друзей, ни подруг и никого не принимала у себя.
— Иногда она уходила с чемоданчиком в руке, и потом два или три дня ставни оставались закрытыми.
Она никогда не брала с собой другого багажа. У нее не было своей машины, она не вызывала такси.
Ее никогда не встречали на улице в сопровождении какого-либо мужчины или женщины.
По утрам она делала покупки в лавочках своего квартала. Она не проявляла особой жадности, но цену деньгам знала и потому по субботам отправлялась за провизией на большой рынок, летом в белой шляпе, зимой — в темной.
Что же касается ее нынешних жильцов, то они были вне всяких подозрений. Мадам Вирво сняла комнату по рекомендации одной подруги с Монмартра, которая несколько сезонов прожила у мадемуазель Ланж. Если вдова и бросалась в глаза из-за своей полноты и фальшивых бриллиантов, то все же не была женщиной, способной убить кого-либо, тем более безо всякого мотива. Ее муж торговал цветами, и, пока он был жив, она помогала ему вести дела в магазине на бульваре Батиньоль, а после его смерти удалилась на покой в небольшую квартиру на улице Ламарк.
— Я ни в чем не могу ее упрекнуть, кроме того, что она была неразговорчива, — говорила вдова об Элен Ланж…
Супруги Малески уже четвертый год подряд приезжали в Виши на лечение. В первый год они жили в отеле и во время одной из прогулок заметили объявление о комнате, сдающейся на улице Бурбонне. Они осведомились о цене и сняли комнату на следующий сезон. Это было их третье лето в этом доме.
Малески страдал печеночной недостаточностью, заставлявшей его следить за собой и соблюдать строжайшую диету. В свои сорок два года это был уже угасший человек с печальной улыбкой, который тем не менее — согласно полученным по телефону из Гренобля сведениям — считался очень хорошим специалистом, отличающимся скрупулезным подходом к делу.
Он и его жена в первый же год поняли, что мадемуазель Ланж не желала вступать в доверительные отношения со своими жильцами. Они заходили в гостиную всего два или три раза и не знали расположения других комнат первого этажа. Хозяйка никогда не приглашала их к себе, не предлагала чашку кофе или стаканчик вина.
В дождливые вечера они иногда слышали снизу звуки работающего телевизора, но его выключали очень рано.
Мегрэ обдумывал эти детали, лежа в полудреме на своей кровати в отеле, а его супруга, как и всегда после обеда, читала газету у окна. Сквозь прикрытые веки он угадывал позолоченную полутьму и более светлые полосы, нарисованные на стене щелями ставен.
Его смутные, неясные мысли ходили по кругу, когда он вдруг спросил себя, так, словно этот вопрос был самым неотложным: «Почему именно в тот вечер?»
Почему ее не убили накануне, на следующий день, месяцем, двумя ранее?
Вопрос казался излишним; тем не менее сквозь дрему он казался очень важным.
В течение десяти лет, десяти долгих лет она жила в одиночестве на мирной улице в Виши. Никто не приходил к ней. Она никому не наносила визитов — разве что во время ее коротких ежемесячных отлучек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40