Она была готова думать, что они немного сошли с ума.— Однако на углу улицы расположено метро… — вздохнул Мегрэ. — А остановка автобуса находится в пятидесяти метрах!.. К тому же такси ездит в поисках клиентов… И что тогда?..На этот раз мадемуазель Берта не удержалась и задала вопрос:— Он уехал?А он угрюмо ответил:— Во всяком случае, он к этому стремится!.. Можно подумать, что он был привязан резинкой… Одним словом…— Автобус?— Метро…И Мегрэ вернулся в комнату, прошел на кухню, чтобы взять бутылку белого вина, и вздохнул, наливая себе стакан:— Если бы оно было вдобавок сухим!Мадемуазель Берта безудержно плакала. Она плакала, как говорится, горючими слезами, а сиделка пыталась ее утешить:— Успокойтесь, мадемуазель… Вам сделается плохо…Уверяю вас, ваша рана неопасна. Не надо грустить…— Дура! — проворчал Мегрэ.Ибо эта гусыня-сиделка не поняла, что из глаз мадемуазель Берты исступленно текли слезы радости, в то время как солнечный лучик играл на ее простыне. 4 Когда пришел доктор, Мегрэ взял свою шляпу и ушел, не сказав ни слова. Но квартал он не покинул. Беззаботно, словно последний бездельник, он вошел в кафе «Занзибар», откуда немного погодя он увидел, как его племянник шел устраивать тщательный допрос мадемуазель Берте.Вдруг появился малыш Луи. Увидев комиссара, он попытался было сбежать, но тот успел к нему обратиться:— Я пришел взять реванш… Дайте-ка нам кости, хозяин… Анисовую водку, для месье… Ведь анисовую, а, малыш Луи?.. Начинайте… Три дамы один раз… Полагаю, это будет недостаточно… Что я вам говорил? Три короля!.. Вам спичку…И без всякого перехода он продолжил, наклонившись к своему партнеру, который старался не потерять над собой контроль:— Деньги лежали в супнице?Малыш Луи отрицательно покачал головой.— Их прикарманил Альбер?И снова малыш Луи покачал головой, на этот раз более энергично, а затем признался:— Спасаясь, он побежал по набережным и бросил деньги в Сену…— Ты уверен?— Клянусь!— Тогда зачем вчера приходил некто?— Потому что он мне не верил…Мегрэ улыбнулся. Наступила поистине уникальная минута, и не только потому, что стояла весна, светило солнце, на улице Коленкур царила ослепительная атмосфера, а пиво было холодным, но потому, что одно-единственное слово его успокоило.Он испытывал такое облегчение, что внезапно забеспокоился о страхе, который он еще недавно испытывал.Теперь он мог действовать открыто. У него в руках были все козыри.— Кто стрелял?— Марселец… Именно ему Альбер передал свой револьвер…И Мегрэ засмеялся, увидев, как его племянник с мрачным видом выходит из № 67-а и направляется на автобусную остановку, расположенную в нескольких метрах от «Занзибара».— Что вы собираетесь предпринять? — спросил встревоженный малыш Луи, все еще держа в руке стаканчик с костями.— Я? Пойду попрощаюсь с твоей сестрой и сяду на поезд.Мимо проехал автобус, увозя Жерома Лакруа. Мегрэ перешел улицу и на пятом этаже столкнулся с сиделкой, которая собирала свои вещи.— Моя помощь больше не нужна, — объявила она. — Доктор будет приходить каждый день, да и консьержка станет иногда ее навещать.В глазах Мегрэ сверкали веселые искорки. Он ходил взад и вперед, словно у себя дома, дожидаясь ухода сиделки. Очень редко когда расследование приносило ему столько удовлетворения, а тем не менее это было дело о ничтожном мошеннике, о котором к тому же он никогда не сможет никому поведать.Он вспомнил, как отреагировал на письмо мадемуазель Берты в Мён-сюр-Луар.— Странно, — заметил он, — можно сказать, что оно одновременно и искреннее и неискреннее…И девушка в красной шляпке, пришедшая к нему на встречу в «Кафе-де-Мадрид», оставила у него точно такое же впечатление. Она действительно боялась, это было видно. Но в то же самое время было также видно, что она лгала, когда рассказывала о том страхе, какой ей внушает ее любовник. Ей не удавалось произнести имя Альбера с желаемым выражением. Вопреки ее воле голос звучал слишком нежно, слишком ласково.Тогда почему эта решительная особа осмелилась нарушить деревенский покой бывшего комиссара? И почему она показывала именно ему, а не полиции письма с почтовыми штемпелями Булони и Кале?Он не сумел сразу понять. Он понимал еще меньше, когда часами наблюдал из окна, как она спокойно делает примерки, словно человек, совершенно не опасающийся никакой мести. Марки, лежащие в фарфоровой чашке, подали ему мысль, и он их проткнул булавкой.— Почему вы улыбаетесь, господин комиссар?— А вы?Теперь они остались одни. Сиделка ушла. До них доносился приглушенный шум улицы вместе с запахом перегретого асфальта, который знаменует собой наступление лета в Париже.Однако Мегрэ попытался принять суровый вид и произнести грозным голосом:— Знаете ли вы, что если бы шестьдесят тысяч франков находились здесь или если бы стрелял Альбер, я бы вас засадил в тюрьму?— Но вы же работали на меня, как это говорится…— Именно так! Это то, что я понял… Я понял, что вы позвали меня не для того, чтобы защитить себя от Альбера, но чтобы защитить самого Альбера… И если бы вы его любили немножко меньше, то я бы вчера вечером вытащил его из укрытия…— Я не понимаю, при чем тут моя любовь… — пробормотала она краснея.— Возможно, вы и не понимаете, но это так. Я размышлял следующим образом: вот молодая решительная особа, которая представляется мне прямодушной. Она старается спасти юношу, попавшего в переплет. Она пытается спасти его, движимая любовью. Итак, я убежден, что если бы этот юноша действительно убил бы, то он вызвал бы у нее отвращение…— Он поклялся моей жизнью, что стрелял не он, господин комиссар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11