А может, они и впрямь были влюбленными?— Нет, я люблю душ…Эмиля пугало лежание в горячей воде. Он чувствовал, как его охватывает какая-то противоестественная вялость. Поэтому он предпочитал намылиться под душем, а потом долго стоял и чувствовал, как по голому телу стекают холодные струи.— Зачем ты встаешь в такую рань? Все равно ведь целый день тебе нечего делать.Но постель вызывала в нем примерно такое же ощущение, что и ванна. Нет, вечером ему в ней было хорошо, и он быстро проваливался в сон. Тем не менее в шесть утра, а летом даже раньше, он испытывал потребность вернуться к жизни. Несколько раз, чтобы доставить жене удовольствие, он пробовал, проснувшись, остаться лежать под одеялом, однако от этого у него возникало неприятное стеснение в груди.Эмиль бесшумно встал, проскользнул в ванную и закрылся в ней, заперев дверь на задвижку. Принял душ, побрился, натянул широченные старые вельветовые брюки, фланелевую рубашку и в войлочных тапках, чтобы не шуметь, спустился вниз. Он был уверен, что жена проснулась и только притворяется спящей, а на самом деле следит за ним, внимательно прислушиваясь к каждому шороху.Внизу он приготовил себе большую кружку кофе. Потом, убедившись, что ключ в кармане, отворил входную дверь и вышел в тупик.В это время года в седьмом часу было еще темно, и лишь газовый рожок освещал желтоватым светом дома и стройплощадку.В течение нескольких лет Буэна сопровождал кот, выступавший прямо-таки торжественным шагом, словно эта прогулка по пустынным улицам была чем-то вроде заутрени, к которой они безмолвно отправлялись вдвоем с хозяином.На Шарантонской набережной кота у него не было. Последние два года жизни жены, после того как она попала под автобус и превратилась в калеку, у Буэна не было времени для прогулок. Приходилось заниматься хозяйством, стирать, убирать, готовить Анжеле завтрак.А до несчастья он по крайней мере с полчаса прогуливался по набережным, разглядывая пришвартованные суда, бочки, привезенные для оптового виноторговца, буксиры, которые тащили караваны барж с песком, добытым выше Корбейля.И теперь он ежедневно совершал прогулку по одному и тому же маршруту. Тупик выходил на улицу Санте, как раз посредине между тюрьмой и больницей Кошена. Дальше находился сумасшедший дом, и Буэн, прежде чем подняться на улицу Фобур-Сен-Жак, проходил мимо него. На углу улицы Томб-Иссуар и площади Сен-Жак он бросал взгляд на церковь св. Доминика, куда по воскресеньям ходила к мессе Маргарита. Летом она иногда заглядывала туда и в будни.Прежде она причащалась каждое утро. Она тогда была дружна с кюре, помогала ему украшать алтари и раскладывала цветы перед статуей Пресвятой Девы.Что, интересно, произошло между ними? Из-за чего они поссорились? Теперь Маргарита не виделась с кюре, перестала заниматься приходскими делами и уже не занимала персональное место на скамье, а довольствовалась плетеным стулом где-нибудь в глубине церкви.Если не считать дней венчания, Буэн лишь однажды зашел сюда, да и то из чистого любопытства. Он был крещен. Принял первое причастие. Но у них в семье к мессе не ходили, что, впрочем, не помешало отцу и матери быть похороненными по церковному обряду.У него была единственная сестра, которая с ранних лет пошла по дурной дорожке. Долгие годы от нее не было никаких известий. Буэн не знал даже, жива ли она. Но вот в один прекрасный день он получил письмо, разыскивавшее его по многим адресам и испещренное пометками почтальонов. Сестра сообщала, что она замужем за мельником в окрестностях Тура, у нее двое детей, большой дом на берегу Луары и американская машина. Он так и не повидался с нею, написал только, что овдовел и вот-вот выйдет на пенсию.Эмиль повернул направо, на бульвар Пор-Рояль, потом опять направо — на улицу Санте, такую же пустую, как в тот момент, когда он на нее вышел. В течение этой пятнадцатиминутной прогулки он прошел мимо больницы, тюрьмы, сумасшедшего дома, школы медсестер, пожарной части, церкви. Прямо-таки вся жизнь человека. Не хватает только кладбища, впрочем, до него тут рукой подать.Когда он вернулся, один из его соседей, Виктор Макри, у которого страшно важная походка, вышел из дома № 3 и заводил машину. Они поздоровались. Машина сперва чихала, но мало-помалу мотор заработал ровно, и Макри отправился на Правый берег в отель, где служил швейцаром.Маргарита и Эмиль знали всех, кто живет в тупике. Маргарита была владелицей домов на их стороне тупика; дома напротив ее отец потерял за несколько лет до смерти, и теперь там строят большое многоквартирное здание.Буэн вынул из кармана ключ. Хотя прошло уже три года, ему все так же недоставало кота, и почти каждое утро он на миг застывал перед открытой дверью, словно, по укоренившейся привычке, впуская животное в дом. На втором этаже слышались шаги, в ванной журчала вода. Значит, можно открывать ставни. Вскоре темнота па улице поредела, свет фонаря стал бледнее, послышалось хлопанье дверей и звуки шагов, удаляющихся в сторону улицы Санте.Утреннее одиночество и пустота не тяготили Эмиля. За свою жизнь он привык совершать одни и те же действия в одни и те же часы. Конечно, и часы у и действия менялись. У него бывали разные периоды, но каждый отличался определенным ритмом, и Буэн старался не нарушать его.Сейчас было время — и теперь, и когда он работал на стройке — красного вина, краюхи хлеба и колбасы. Ею отец перед уходом на работу съедал большую миску супа, кусок жареного мяса или порцию рагу и брал с собою еще что-нибудь, чтобы днем заморить червячка.Мать у Эмиля была низенькая, толстенькая. Он привык видеть ее за стиркой белья, которое она потом развешивала во дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40