«Булочница Мари Дюпен заявляет, что в Этампе у нее была двоюродная сестра по имени Селина Морне».Мегрэ окинул взглядом полковника. На голове у него была белая фуражка с большим гербом. Глаза были не очень мутны, и это означало, что англичанин выпил сегодня не так уж много виски.— Вы подозревали кого-то на «Провидении»? — неожиданно спросил комиссар.Это было так очевидно! Разве сам Мегрэ не понял бы этого сразу, если бы его сомнения не были на короткое время направлены на обитателей яхты.— Почему вы мне ничего не сказали?Ответ оказался достойным диалога между сэром Лэмпсоном и следователем в Дизи.— Я хотел доказать сам, — сказал полковник.Этого было достаточно, чтобы выразить презрение к полиции.— Что вы скажете о моей жене?— Как вы сами сказали, как сказал и Вилли Марко, ваша жена была прелестной женщиной.Мегрэ говорил без иронии. Он прислушивался к разговору. Из конюшни доносился приглушенный шепот хозяйки, и казалось, что она утешает больного ребенка.— Когда она вышла замуж за Даршамбо, ей уже хотелось жить в роскоши. И, конечно, из-за нее бедный врач, каковым был тогда Жан, помог умереть своей тетке. Я не хочу сказать, что она была сообщницей. Я говорю, что он сделал это — ради нее. И она знала об этом, почему и поклялась на суде, что поедет вслед за ним. Прелестная женщина! Но это не то же самое, что героиня. Желание жить красиво было сильнее. Вы должны понять это, полковник.Светило солнце, и одновременно пул ветер. На небе собрались угрожающие облака. С минуты на минуту мог хлынуть теплый весенний ливень.— С каторги возвращаются редко. А она была красива.Все удовольствия были ей доступны. Стесняла ее только фамилия. И вот на Лазурном берегу, где она в первый раз встретила поклонника, готового жениться на ней, ей пришло в голову потребовать в Мулене выписку о рождении кузины, которую она помнила. Это нетрудно. Настолько нетрудно, что теперь поднимается вопрос о том, чтобы ставить на документах записи гражданского состояния отпечатки пальцев новорожденных. Она развелась с первым мужем. Стала вашей женой. Прелестная женщина! И я уверен, добрая. Иногда в душе ее разгорался огонь и толкал ее на необъяснимые поступки. Я уверен, что она последовала за Жаном не из-за его угроз. Она хотела просить у него прощения. В первый день, укрывшись в конюшне, где стоит неистребимый запах, ей, наверное, было приятно сознавать, что она искупает свою вину. То же испытывала она на суде, когда кричала, что поедет за мужем в Гвиану. Бывают такие прелестные существа, у которых первый порыв души — от доброты. Они сотканы из добрых намерений. Но только жизнь с ее низостями и компромиссами оказывается сильнее.Мегрэ говорил с воодушевлением, но не переставая прислушиваться к звукам, доносившимся из конюшни. И следил за движением судов, входивших в шлюз или выходивших из него.Полковник стоял перед ним с поникшей головой. Потом он поднял ее и впервые за все время посмотрел на Мегрэ с очевидной симпатией, может быть, даже со сдержанным волнением.— Пойдемте выпьем, — предложил он, указывая на яхту.Люкас стоял в стороне.— Вы дадите мне знать, — бросил ему комиссар.Они понимали друг друга с полуслова. Инспектор остался бродить вокруг конюшни.«Южный Крест» был в порядке, как будто ничего не произошло. В каюте на переборках из красного дерева — ни пылинки. На столе бутылка виски, сифон и стаканы.— Оставайтесь на палубе, Владимир.В отношении Мегрэ к обитателям яхты появилась теплота. Сейчас он пришел на «Южный Крест» не затем только, чтобы окончательно приблизиться к правде. Сам он был теперь не так напорист и груб, как в первый раз.И полковник обращался с ним так, как недавно с г-ном Клерфонтеном де Ланьи.— Он скоро умрет, правда?— С минуты на минуту. Он и сам знает об этом со вчерашнего дня.Из сифона с шипением брызнула газировка.Сэр Лэмпсон торжественно произнес:— Ваше здоровье!И Мегрэ выпил с не меньшим удовольствием, чем хозяин яхты.— Почему он ушел из больницы?Разговор шел в замедленном темпе. Прежде чем ответить, комиссар огляделся, примечая в каюте малейшие детали.— Потому что…Пока он искал нужные слова, полковник уже наполнил бокалы.— Человек, порвавший все нити, связывавшие его с прошлым, со своим прежним «я»… Должен же он привязаться к чему-нибудь! У него была его конюшня, царивший там запах, лошади, горячий кофе, который он глотал в три часа утра, а потом шел с лошадьми до самого вечера. Это был его мир, его нора, полная животного тепла.Мегрэ в упор посмотрел на полковника. Тот отвернулся.Комиссар взял свой стакан и добавил:— Бывают разные норы. Иные пахнут виски, одеколоном, женщинами. В них гоняют пластинки и…Мегрэ замолчал и выпил. Когда он поднял голову, сэр Лэмпсон уже успел осушить третий стакан и теперь, глядя на гостя мутными большими глазами, протягивал ему бутылку.— Спасибо, довольно, — запротестовал Мегрэ.— Прошу вас… Мне это нужно.Полковник посмотрел на Мегрэ дружески, почти ласково.— Моя жена… И Вилли…И тут острая боль пронзила сердце комиссара. Разве сэр Лэмпсон не был так же одинок и растерян, как Жан, умирающий в своей конюшне? А ведь рядом с коноводом его лошади и матерински пекущаяся о нем бельгийка.— Пейте. Прошу вас… Вы джентльмен…Англичанин почти умолял. Он смущенно протянул стакан. Было слышно, как Владимир расхаживает по палубе.Кто-то постучал. За дверью послышался голос Люкаса:— Комиссар!И распахнув дверь, инспектор добавил:— Кончено.Полковник не шевельнулся. Он мрачно смотрел вслед Мегрэ и Люкасу. Обернувшись, комиссар увидел, как Лэмпсон залпом выпил стакан, который только что подавал Мегрэ, и услышал, как он зовет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30