— Может, это своеобразная гордость? Не знаю. Любовников у меня нет, поэтому, когда я чувствую потребность, я отправляюсь порой на определенные улицы, к определенным отелям… Понимаете?
Тогда не понял. Сейчас понимает.
А если предположить, что какому-нибудь мужчине очень захочется изменить Дору Зиффер, спасти ее от нее самой?..
Есть ли у него право пробовать переделать Лину?
Не это ли он все время пытается сделать? А она то стремится ему помочь, то упирается, доходя чуть ли не до ненависти.
Он должен принимать ее такой, какая она есть.
Лина послала ему сюда целый чемодан одежды и всяких нужных мелочей. В шкафчик все это не влезло, и чемодан стоит в углу комнаты.
Сейчас Могра носит фланелевые штаны и домашнюю куртку. Ходит, опираясь на руку м-ль Бланш. Ему еще трудно поднимать правую ногу, он ее подволакивает, как тут говорят.
В физкультурном зале многие ходят точно так же, и кое-кого он уже узнает в лицо. Есть там, например, одна старушка, почти лысая и беззубая, с перекошенными плечами, которая при его появлении всякий раз улыбается.
Кажется, будто она ждет его прихода. Он отвечает ей улыбкой и идет заниматься.
В течение долгой недели Могра пребывает в отчаянии, поскольку не замечает прогресса и ему кажется, что состояние ухудшается.
— Все наши больные проходят через это, — успокаивает м-ль Бланш.
Его так и подмывает не поверить. Он начинает обвинять всех вокруг в том, что они не делают всего, что должны, что персонал зала лечебной физкультуры его невзлюбил и посвящает ему меньше времени, чем другим.
Могра начинает подглядывать за другими больными, считать, сколько упражнений они делают — словно ребенок, который считает, сколько конфет дали его сестричке.
Но и это проходит. Проходит до такой степени, что однажды, когда они сидят с Линой и греются на солнышке, он вдруг говорит:
— Помоги мне встать.
Такого еще не бывало, и Лина крайне удивлена. Она подводит его к кровати, он ложится, но она все еще ничего не понимает.
— Иди ко мне.
— Ты хочешь?..
Она оглядывается на дверь без ключа или задвижки, которую в любую минуту кто-нибудь может открыть.
— Мне раздеться?
— Нет, сними только трусики.
Он не ожидал, что она так обрадуется. Активную роль пришлось играть ей.
На сей раз это она внимательно следит за лицом мужа.
Как знать? Может, у них с Линой все и наладится. Он терпелив и проявляет всю нежность, на какую только способен.
«Балет».
Это запись от 27 апреля. Часов в одиннадцать утра привезли нового больного.
Из окна, а иногда сидя во дворе, он часто наблюдает за тем, как привозят и увозят больных. Происходит это всегда одинаково. Привозят больных на «скорой помощи», и в нужном месте двора их уже ждет персонал: санитары с носилками, дежурный врач с фонендоскопом на шее, старшая медсестра…
Это напоминает Могра ритуал большого отеля с его посыльными, швейцаром, администратором, горничными… Все происходит четко, как в балете, и вот уже кто-то обегает палаты в поисках профессора Одуара, готовятся шприцы, у постели ставится капельница с глюкозой…
Уезжают же отсюда, как правило, в сопровождении родных. Больной идет по двору, рядом родственники с его пожитками. Некоторых ждет такси. Другие пересекают двор и идут на автобусную остановку на углу.
Могра меняет фланелевые штаны на другие, более легкие; каждое утро ему теперь приносят газеты. В одиннадцать он, как правило, звонит Колеру.
Могра плохо переносит бездеятельность. Минут за пять до очередного похода в физкультурный зал он уже не находит себе места и очень сердится, если м-ль Бланш опаздывает.
Последняя запись в книжке сделана 18 мая. Это всего лишь имя, как в случае с Жозефой. Но это имя никаких эротических мыслей у него не вызывает.
«Дельфина».
Дельфина — это толстенная г-жа Шнейдер.
Записывая это имя, Могра подсмеивается над самим собой, потому что начинает напоминать эту женщину. Нет, он не толстеет, но зато, не успев толком проснуться, уже начинает думать о том, что будет сегодня есть.
Поскольку еда в больнице пресная и однообразная, он добавляет к ней всякие вкусности, которые приносит Лина.
Началось это с того, что ему вдруг захотелось колбасы. С тех пор он быстро привык разнообразить свое меню, и теперь тяжелые пакеты таскает уже не Лина.
Вместе с ней к нему поднимается Леонар. Могра не стесняется, что к нему заходит его шофер.
Больничное вино он заменил на бордо, которое пил прежде. Время от времени Оливе, владелец «Гран-Вефура», посылает ему тарелочку паштета, так что Могра занимает своей снедью чуть ли не целую полку в холодильнике.
— Уже скоро, доктор?
— Вы можете потерпеть еще полтора месяца? Иначе вам придется каждый день приезжать на физкультуру.
Это не пойдет. Нельзя одновременно вести две такие разные жизни. Он повторяет:
— Полтора месяца…
На дворе конец мая.
— Может, на недельку поменьше. Это во многом зависит от вас.
Если б ему позволили, он делал бы упражнения до полного изнеможения.
Могра не понимает, почему по воскресным и праздничным дням зал закрыт. По какому праву они заставляют его терять день, а то и два в неделю?
Он выйдет из больницы в период отпусков. Как только Рене начал двигаться, дочь перестала его навещать. А вот Фернан Колер приходит несколько раз в неделю, приносит с собой папки с документами, гранки, так что в комнате понемногу становится тесно и Могра порой по два часа кряду не видит м-ль Бланш.
По какому-то суеверию он продолжает ставить в записной книжке крестики.
Одуар сказал: полтора месяца, быть может, даже меньше, и Могра, словно заключенный, считает дни.
В редакции, разумеется, ждут его возвращения, готовят торжественную встречу с шампанским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67