Для него не являлось тайной, что она уже сменила несколько любовников, и он подозревал, что она фригидна.
Чего ей хотелось, так это говорить, говорить с кем-нибудь, кого она не знала и кто слушал ее с интересом.
Она была не уверена в себе. Или, вернее, когда как: в иные моменты ее излишняя самоуверенность кружила ей голову. Ей было необходимо найти способ проявить свои чувства, самоутвердиться, показать, что она необыкновенная девушка.
После чего наступал приступ самоуничижения, как тот, когда она написала письмо, которое отправила ему. У себя в номере он перечел его. Теперь, из-за рассказа музыканта, оно взволновало его больше, чем в первый раз.
Его окружало пять миллионов человеческих существ, а он искал среди них одно — девушку, которая не хотела, чтобы ее нашли, которая, возможно, была уже мертва.
Почему она не хотела, чтобы ее тело нашли? Не было ли это своего рода вызовом? И как она рассчитывала взяться за такое дело?
В конце концов он заснул. Когда он проснулся, утро было в самом разгаре, над городом стоял легкий желтоватый туман. Он брился, когда вдруг зазвонил телефон.
Боб бросился к нему, надеясь на Бог весть что, но голос на другом конце провода принадлежал его отцу.
— Полагаю, у тебя нет ничего нового?
— Нет. Но я знаю, где она провела три вечера в свой последний приезд в Париж.
— Где же?
— В одном ночном кабачке на бульваре Сен-Жермен.
— Одна?
— Она отправилась туда одна и познакомилась с одним из музыкантов.
— Догадываюсь, что произошло.
— Да.
— Ему ничего не известно?
— Нет. Он мне много рассказал о ней. И хозяин кабачка тоже.
— Что ты собираешься делать?
— Буду и дальше расспрашивать людей. Есть два-три человека в Париже, с которыми она была знакома. Может, она связалась с ними?
— Хорошо бы. Держи меня в курсе. Сегодня утром я не способен работать.
Изнываю один на своей мансарде.
— До скорого.
— До скорого. Желательно с добрыми вестями.
Боб был удивлен. Неожиданно для себя он открывал отца, отличного от того образа, который давно считал для себя отцовским. Ему вспомнилось, что неоднократно повторяла ему сестра.
«Папа — старый эгоист, только и думает что о своей работе и красном вине.
Что до мамы, то ее взгляд устремлен внутрь себя самой».
Однако отец только что позвонил, а ведь для этого ему пришлось спуститься в гостиную, так как именно там находился единственный в доме телефонный аппарат. Раз десять заводил он речь о том, чтобы установить телефон у себя в кабинете, но так и не сделал этого.
Чувствовалось, что этот человек сильно озабочен, подавлен.
Только Одиль из-за ее собственного возраста он казался старым. На самом же деле он только-только разменял пятый десяток и был полон сил.
У Боба не было адреса Эмильенны, которая скорее являлась приятельницей сестры, чем его собственной. Он отправился в Сорбонну, где попытался навести справки в секретариате. Это оказалось непростым делом. Первые служащие, к которым он обратился, ничего не знали.
— Какая у нее специальность?
— История искусств.
— Обратитесь в двадцать первый кабинет.
В двадцать первом кабинете на него посмотрели настороженно.
— Она ваша родственница?
— Нет. Подруга моей сестры.
— А зачем вам нужен ее адрес?
— Чтобы она помогла мне отыскать сестру.
— Она пропала?
— Да.
— А ушла из дома по своей воле?
— Да.
— Сколько ей лет?
— Восемнадцать.
— Откуда вы?
— Из Лозанны.
— И ваша сестра покинула дом, чтобы перебраться в Париж. Она уже приезжала сюда?
— Несколько раз, но это происходило с согласия моих родителей.
— Посмотрим, что я могу для вас сделать.
Сотрудник прошел в другой кабинет, дверь которого осталась открытой, но говорил он тихо, и Бобу было не разобрать слов. Наконец он вернулся и сказал:
— Минуточку.
Открыв металлический ящик, полный розовых карточек, он, порывшись, вынул в конце концов одну.
— Эмильенна Лот, авеню де ла Саллаз?
— Да.
— Ее адрес в Париже — Отель «де ла Нева», на улице дез Эколь.
— Благодарю вас.
— Вы знаете, в котором часу у нее заканчиваются занятия?
— Так много я и не прошу.
Гостиница оказалась на самом деле семейным пансионом в доме, который когда-то, должно быть, был просторным особняком. Стены выкрашены в белый цвет, зеленые ставни как в деревне. Наличие с каждой стороны двери по скамье дополняло иллюзию.
В момент появления там Боба солнечные лучи падали прямо на фасад, и дверь была открыта; крупная девица в платье, несколько растерзанном на груди, стояла в коридоре на коленях и намыливала плиточный пол.
— Вы не знаете, мадемуазель Лот у себя?
— Как вы сказали?
— Мадемуазель Лот. Эмильенна Лот.
— Я знаю мадемуазель Лот, но вот наверху ли она сейчас? В разные дни она возвращается по-разному. Пойду позову хозяйку.
Та появилась из глубины коридора, вытирая руки о фартук в мелкую клетку.
— Вы желаете видеть мадемуазель Эмильенну?
— Да.
— Сейчас ее здесь нет. Я подаю своим постояльцам завтрак, затем, в восемь часов, ужин. Что касается обеда, то они питаются в том квартале, где работают. Вы ее родственник?
— Нет. Мы с сестрой учились с ней вместе в одном коллеже в Лозанне и подружились.
Приземистая и дородная, хозяйка напоминала Матильду, когда бы той было на десяток лет меньше.
— Вы не скажете, примерно в какое время у меня больше шансов застать ее?
— Чаще всего она возвращается довольно рано, около половины седьмого или в семь.
— Я вернусь сюда в это время. Вы не знаете, ее не навещала вчера днем молодая девушка?
— Я никого не видела, но я могла в этот момент быть у себя на кухне.
— Благодарю вас.
Он осторожно прошагал по мыльной воде, заполнившей весь коридор, и вскоре вновь оказался на улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37