Мегрэ так не терпелось узнать результаты анализов, что он чуть было не поднялся на чердак, где размещались службы идентификации. Но лишь пожал плечами и взялся за шляпу.
— До завтра, ребята.
— До завтра, шеф.
В толпе прохожих он добрался до Шатле и встал там в очередь на автобус.
С первого взгляда на мужа мадам Мегрэ поняла, что он не в духе, и против воли вопросительно взглянула на него.
— Дурацкая история, — бросил он, проходя в ванную вымыть руки.
Затем снял пиджак, распустил галстук.
— Дружок по лицею тут у меня объявился. Вляпался, понимаешь, по горло. И при этом ему нечего рассчитывать, чтобы хоть кто-то проникся к нему симпатией.
— Убийство?
— Выстрел из револьвера. Женщина мертва.
— Ревность?
— Нет. Если только стрелял не он сам.
— Точно сказать нельзя?
— Ужинать, — вздохнул Мегрэ, словно спохватившись, что и так наговорил лишнего.
Все окна были раскрыты настежь, заходящее солнце позолотило все вокруг. На ужин был цыпленок под эстрагоном — блюдо это как нельзя лучше удавалось мадам Мегрэ, — со спаржей на гарнир.
Мадам Мегрэ была в одном из тех хлопчатобумажных платьев в мелкий цветочек, какие она носила дома, что придавало ужину подчеркнуто домашний характер.
— Вечером тебя не будет?
— Не думаю. Жду звонка Жанвье.
Звонок раздался в тот самый миг, когда он взялся за свою половинку дыни.
— Алло. Слушаю тебя, Жанвье. Ты вернулся на службу? Удалось что-нибудь откопать?
— Почти ничего, шеф. Сперва опросил двух торговцев с первого этажа. Слева бельевая лавка «У Элианы». Такое белье найдешь разве что на Монмартре. Кажется, туристы сходят по нему с ума. Так вот: две девушки, блондинка и брюнетка, более-менее в курсе того, кто входит и выходит из дома. По моему описанию они тут же узнали Флорантена и жертву. Она покупала у них белье, правда, обычное, без всяких там причуд. Судя по их отзывам, она была очаровательная, спокойная и улыбчивая — этакая кокетливая и милая дамочка из мелкой буржуазии.
Они знали, что Флорантен живет с ней, и его тоже любили. Даже углядели в нем некий аристократический лоск. Опустившийся аристократ, как они выражаются.
Немного злились на Жозе за то, что она наставляет ему рога, увидев однажды, как она выходит из дому с господином, навещающим ее по средам.
— С Франсуа Паре? Из министерства общественных работ?
— Да, наверное. Так они узнали, к кому он приходит каждую неделю, почти всегда в один и тот же час. У него всякий раз проблемы с парковкой черного «ситроена». Он непременно приносит конфеты или что-нибудь в этом роде.
— Они знают и других?
Только того, что бывал по четвергам, он самый давний. Вот уже годы появляется он на улице Нотр-Дамде-Лоретт, и у них такое впечатление, что когда-то он некоторое время жил в этом доме. Они прозвали его толстячком. У него круглое розовое лицо младенца со светлыми глазами навыкате. Почти каждую неделю они с Жозе где-нибудь ужинали, а потом шли в театр. После он оставался у нее и уходил лишь поздно утром.
Мегрэ справился со своими записями.
— Фернан Курсель, из Руана. Парижская контора на бульваре Вольтера. А что другие?
— О других им ничего не известно, и они убеждены, что в дураках в этой истории оказался Флорантен.
— Еще что?
— Справа «Обувная лавка Мартена». Вытянута вглубь, помещение темное. Полки с обувью мешают видеть улицу, если, конечно, не торчать все время перед застекленной дверью.
— Продолжай.
— На втором этаже слева — дантист. Ничего не знает.
Четыре года назад лечил Жозе. Три визита, пломбирование зуба. Справа пожилая чета, почти не выходят. Муж служил прежде во «Французском банке», кем, не знаю. Их дочь замужем и навещает их каждое воскресенье с мужем и двумя детьми. Квартира окнами во двор в данный момент пустует. Жильцы вот уже месяц в Италии. Муж и жена, оба реставраторы. Третий этаж. Портниха, шьет корсеты. Ей помогают две девушки. Они даже не знают о существовании Жозефины Папе. Следующая квартира — мать троих детей, старшему из которых пять. Ну и здорова же глотку драть! Куда денешься, когда надо перекричать троих крикунов. Вот что она сказала: «Это просто отвратительно. Я написала хозяину. Муж был против, но я все же сделала это. Он вечно боится попасть в какую-нибудь историю.
Разве можно заниматься подобным ремеслом в приличном доме, где есть дети? Что ни день, то другой, я уж стала узнавать их по тому, как они звонят в дверь. Хромой заявлялся в субботу днем, сразу после обеда. Его походку легко отличить. Да еще вызванивал в определенном ритме: та-тата-та… та-та! Вот дурачок! Думает, наверное, что он у нее единственный свет в окошке…»
— А что-нибудь еще о нем ты узнал?
— Ему лет пятьдесят, приезжает в такси.
— А Рыжий?
— Это новенький. Появился всего несколько недель назад. Он моложе других, лет тридцать — тридцать пять, по лестнице поднимается, перепрыгивая через ступеньку.
— У него есть ключ?
— Нет. Ни у кого, кроме Флорантена, ключа нет, кстати, мать семейства называет Флорантена сутенером с хорошими манерами. Вот ее слова: «Я предпочитаю сутенеров с Пигаль. Те по крайней мере рискуют. И ни на что другое уже не годны. А ведь этот-то, должно быть, из хорошей семьи, образован…»
Мегрэ не удержался и улыбнулся, сожалея о том, что не самолично опросил весь дом.
— В квартире справа никого. На пятом я попал в разгар семейной сцены. «Если ты не скажешь, где была и с кем…» — рычал муж. «Я что, не могу выйти за покупками, не отчитываясь перед тобой за все магазины, где побывала? Может, тебе еще справки от продавцов представлять?» — «Думаешь, я поверю, что тебе понадобилось полдня, чтобы купить себе туфли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39