Поближе к Мексике долина загибается влево, опять довольно глубоко врезаясь в территорию Соединенных Штатов, так что выйти к границе можно лишь перебравшись через реку.
Накануне Доналд был пьян, как его брат. Но провел он ночь не в постели. Утром у него не оказалось ни пузыря со льдом, ни кофе, ни пива. Спал он, наверное, на мокрой земле. А ведь похмелье и у него было тяжелое.
Сейчас он шатается где-нибудь, небритый, весь в грязи, похожий на бродягу.
Бродяг в долине можно встретить довольно часто.
Они плетутся, волоча ноги, не глядя по сторонам. Чаще всего это мексиканцы, которые нелегально просачиваются через границу и пробираются в Калифорнию, обетованную землю, где надеются найти работу.
Владельцы ранчо не обращают на них внимания и не боятся их. Все прекрасно знают: эти люди не опасны. Известно также, что они редко достигают другого конца долины в направлении Тусона: их перехватывают патрули.
Шоссе и холмы предгорья под контролем пограничных моторазъездов. Они шныряют по дорогам, ведущим от ранчо к ранчо, и тащат за своим джипом прицеп — фургон для перевозки скота. В фургоне стоят две оседланные лошади, и пограничники в любой момент могут пересесть на них.
Наконец, нельзя забывать и об их авиетках, которые упорно и яростно, как осы, кружатся над каждой мало-мальски подозрительной фигурой.
Недалека минута, когда Доналд почувствует голод.
Во всей округе никаких плодов — только трава, кактусы, сухой колючий кустарник да редкие деревца с искривленными стволами.
Решится ли он постучать в какой-нибудь дом, рискуя столкнуться лицом к лицу с одним из тех, с кем пил накануне?
— Надо бы его разыскать, — выдавил Пи-Эм.
— Это самое разумное. Возьмем машину?
— Ты со мной?
— А почему бы нет?
Несмотря на тревогу и все еще не прошедшую головную боль, он испытал удовлетворение, видя, каким молодцом держится Нора. Вот бы показать ее сейчас брату, бросить ему: «Можешь убедиться: на свете не одна Милдред».
Если Милдред действительно такая, какой изобразил ее Доналд, то лишь потому, что подобные женщины приучены к рабству: сначала они состоят в нем у родителей, у младших братьев и сестер; потом у мастера и хозяина, которые им платят; наконец, у мужа и детей.
Упрек он услышал всего один, и притом не обидный. Ни в чем его не обвиняя, Нора все-таки бросила мимоходом:
— Зря ты откровенничал с Лил Ноленд.
Больше она ничего не сказала, но он все понял. Это как раз то, о чем он с самого утра старался не думать.
Боясь, как бы Доналда не напоили, он сочинил дурацкую историю с сумасшествием. В нее поверили. Она-то и возбудила всеобщий интерес к Доналду. Не будь ее, на него почти не обратили бы внимания. Их приятели частенько прихватывают с собой заезжего гостя; его кормят, поят и не расспрашивают, кто он и откуда.
Теперь все насторожились и готовы счесть Доналда опасным человеком.
А он бродит где-то в долине, из которой не может выбраться, и ему надо есть.
— Я все прикидываю, — сказала Нора, кончая одеваться, — не стоит ли еще раз позвонить Лил?
— Зачем?
— Ты прав. Тогда придется звонить и остальным.
Больше всего я боюсь миссис Поуп. Они живут на самом отшибе, а она труслива. Что ей стоит позвонить в ногалесскую полицию… Ну да ладно! Поехали.
Он был признателен ей за то, что она дала ему сесть за руль. Это означало, что жена уверена в нем, несмотря на его развинченное состояние.
Несколькими днями раньше горы казались гигантскими темными нагими конусами, исключавшими всякую мысль о какой-нибудь растительности. Их вид неизменно поражал каждого, кто впервые попадал в долину.
— Где же скот? — не без скептицизма осведомлялся приезжий.
Ему ведь столько рассказывали о тысячных стадах, принадлежащих владельцам ранчо. Однако вокруг ферм паслось всего несколько десятков голов — в основном молочные коровы.
— В горах.
— Чем они там кормятся?
— Травой.
Отсюда, снизу, этого не увидишь: растительность есть почти исключительно в каньонах, а они кажутся издали всего-навсего узкими расселинами.
И вот за два дня все подножие хребта, все холмы предгорья зазеленели, покрылись желтыми цветами.
Нетрудно понять, почему местные жители вроде Пембертона так привязаны к своей долине. Новичкам и тем достаточно, как правило, нескольких лет, чтобы проникнуться к ней такой же восторженной, можно сказать, фанатичной любовью.
Он попробует перебраться через горы.
Это первое, что придет ему в голову. Но Доналд быстро убедится, что его затея совершенно бесполезна и к тому же неосуществима. В результате он только разобьет до крови ноги да еще с риском быть ужаленным гремучей змеей.
Долину по-прежнему заливало солнце, а над доброй половиной гор уже хлестал дождь. Вдалеке слышался рев реки. К ней стягивались машины, но Пи-Эм гнал мимо на юг, в обход сперва дома Нолендов, затем дома Смайли.
Это была наиболее населенная часть долины: четкие прямоугольники полей и лужаек, конюшни, коррали.
Доналд наверняка ушел гораздо дальше, перебравшись через первые на его пути пересохшие речушки: они скатываются прямо с гор, и вода держится в них лишь час-другой, пока не стихнет гроза.
— Сигарету?
Нора сама раскурила ее и сунула мужу в рот — Пи-Эм вел машину.
— Он умеет ездить верхом?
— Не знаю. Дома у нас была старая кобыла, отец запрягал ее, когда ездил в Ферфилд. Мальчишками мы катались на ней без седла на лугу.
Он впервые заговорил с Норой о своем детстве.
О своем она ему тоже не рассказывала.
— Кто это звонил из Лос-Анджелеса?
— Эмили, наша сестра.
— Она замужем?
— Нет. Работает. Устроилась неплохо.
Газ пришлось сбросить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40