Партия в покер продолжалась в атмосфере мрачной вялости. Хозяева включили лампы, хотя и не все; кто-то запустил проигрыватель. Один из партнеров, видимо продувшись вконец, уступил место старому Поупу, и тот аккуратными столбиками, как кассир в банке, выкладывал перед собой жетоны. Пембертон, против обыкновения крупно выигрывавший, порозовел еще больше, чем обычно.
Нора настороженно следила за Пи-Эм и Доналдом и, когда последний одним духом осушил оказавшийся под рукой стакан, встала и направилась в патио, знаком позвав с собой мужа.
— Он начал пить? — осведомилась она.
— Не очень сильно. Напрасно беспокоишься.
— Что это был за звонок?
— Не знаю.
— Он держится так, словно вы давние знакомые.
Сказал Лил Ноленд, что провел с тобой детство.
— Отчасти так оно и есть.
— Почему друзья оставили его в Тумакакори?
— Я же объяснял. Он воспользовался тем, что ехал через наши края, и решил повидать меня.
— Странно!
— Что странно?
— Ничего. Только мне кажется, между вами что-то происходит. С самого его приезда ты сам не свой. Иногда я поручиться готова, что ты напуган.
— Чем?
— Пойдем. Попробую помешать ему напиться.
— Буду весьма удивлен, если это тебе удастся.
— А если с ним случится припадок?
Теперь Пи-Эм уже не мог ей признаться, что приятель его никогда не сходил с ума и давать ему пить опасно совсем по другой причине.
Хуже всего было то, что он сам оказался не в силах воздержаться от спиртного. Он чувствовал себя настолько опустошенным, что нуждался в непрерывном взбадривании, — без этого он просто свалится.
Все, что брат наговорил ему, слилось в его сознании в одну бесформенную серую массу, тяжелую и неспокойную, как грозовое небо. Он подумает об этом на досуге.
Он должен на многое возразить и жалеет, что не сделал этого вовремя. Сейчас ему приходили на ум отличные доводы, но он тут же терял нить своих рассуждений или находил их недостаточно убедительными.
Преобладающим его чувством было сознание своей униженности. В нем всегда жила склонность к копанию в себе, и, может быть, именно оттого, что ему слишком часто не хватало самоуверенности, он подчас высказывался слишком безапелляционно.
Что, собственно, наговорил Доналд? Пи-Эм не мог точно повторить слова брата. Но в них было нечто дьявольское, потому что, не выдвинув ни одного конкретного обвинения, тот обошелся с ним как с последней дрянью.
Но ведь он, Пи-Эм, всегда был порядочным человеком. Вот и на этот раз он искренне хочет помочь брату и особенно Милдред. Это не терпит отлагательства. Она во что бы то ни стало должна завтра утром получить деньги. Сейчас Доналд оживленно беседует с м-с Ноленд, а та преследует тайную цель — отобрать у собеседника стакан с виски.
До Пи-Эм донеслось:
— Признайтесь, у вас большие неприятности и вы пробуете забыться.
Это глупо. Женщины всегда глупеют, когда им взбредает в голову разыгрывать из себя утешительниц. С Пи-Эм ни одна из них не брала на себя эту роль. Правда, он всегда стеснялся откровенничать с ними.
— Вы думаете, что, если будете пить, вам это удастся?
Доналд, казалось, решил разыгрывать всех подряд.
Вместо ответа он залпом осушил стакан и блаженно улыбнулся.
Еще немного, и дело примет скверный оборот. Лишнее слово, малейшая бестактность, и Доналд сорвется с цепи, как совсем недавно сорвался на минуту в разговоре с Пи-Эм. Он ненавидит всех этих мужчин и женщин. Он зол на них за то, что они богаты, живут в просторных домах, имеют машины, лошадей и беседуют о том, как их дети проводят каникулы в Калифорнии, а Фрэнка, попытавшегося стать чистильщиком обуви, избивают мексиканские мальчишки.
К тому же у него на глазах идет партия в покер, где ставки исчисляются суммами, каждая из которых обеспечила бы его семью на несколько лет.
«Я должен подумать…».
Способ переслать деньги Милдред, точнее, внести за нее плату сеньоре Эспиноса. Он знал эту улицу: немощеная, она поднимается вверх по холму, неподалеку от квартала публичных домов, и в дождь заливающая ее вода скатывается вниз по глубокой канавке.
— Он поклялся мне, что совершенно спокоен. И знаете, почему он не в себе? Из-за женщины!
Подумать только! Лил Ноленд, самая здесь умная из всех, всерьез принимает такую чушь. И каждому сообщает:
— Это из-за женщины…
А рот Доналда уже кривит дурацкая самодовольная усмешка: он всегда улыбается так, когда пьян. Походка у него стала неуверенной. Как будто выставляя себя напоказ, он расхаживает по середине гостиной. На ходу хватает оказавшиеся под рукой стаканы и с отвратительной жадностью опустошает их, всем своим видом показывая, что плюет на окружающих, и напоминая собой пса, который держит в зубах кость и как бы приглашает:
«А ну, попробуйте отнять…»
«Я обязательно должен…».
Мысли Пи-Эм путались: он слишком много раз взбадривал себя бурбоном. Вся компания изрядно выпила.
Он должен… Что, собственно, он должен? Кто там завел разговор насчет того, чтобы посмотреть на реку?
Вот весело будет, когда их машины увязнут в грязи у съезда с дороги! Идиот Кейди уверяет, что, стоит ему захотеть, и он перелетит реку на своем самолете: у него есть туристская машина, на которой он летает удить рыбу в озерах поблизости от Большого Каньона.
— Кому охота махнуть в Ногалес?
Жена его, видя, в каком он состоянии, умоляет приятелей не соглашаться.
— Кроме того, у нас на ранчо, по-моему, не осталось горючего.
Муж напустился на нее. Началась перебранка.
— Летим со мной, и я тебе докажу, что бензина хватит отсюда до самого Мехико.
Слишком много людей говорили одновременно, расхаживали взад и вперед, призывали друг друга в свидетели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40