Это и была любовь! Так он понимал любовь! Когда, озлобленный, он кружил по улицам, то только и ждал вернуться к ней и мстительно сказать: “А я опять видел, как люди едят отбросы прямо из сточной канавы!»А она-то разве его не мучила, проводя вечера в Доме профсоюзов, где, как он отлично знал, парни и девушки наслаждаются интимной близостью и хвалятся этим? Он кипел от ярости даже тогда, когда она возвращаясь оттуда домой. А уж когда ходила купаться, обнаженная, как все ее подруги!..Он злобно засмеялся:— Часами я наблюдал за вами, пытаясь понять вас. Более того, я как мальчишка подглядывал за вами через замочную скважину спальни, чтобы застать вас без маски! Кстати, куда вы сыпали мышьяк? Потому что это ведь мышьяк, не так ли?Он взял трубочку, открыл ее, снова закрыл, чуть было не бросил в печь, а Соня все следила за каждым его движением.— Вы это по приказу делали? Отвечайте же! Не хотите ответить? Боитесь ваших коллег из ГПУ? О, я прекрасно знал, что это вы донесли на проводника! Я даже не стал говорить с вами об этом, понимая, что вы, в общем-то, выполняете свой долг…Адиль бей чувствовал то прилив сил, то усталость, но усталость брала верх, такая усталость, что ему казалось — он вот-вот упадет. Говорил то жалобным голосом, то начинал кричать, бегать по комнате, разбрасывая ногами бумаги, усеявшие пол.— У меня было столько разных планов… Я часто думал, что увезу вас в Турцию, и уже видел, как мы идем вдвоем вдоль Босфора…Горели веки, но он удерживал слезы.— Я даже на худшее был готов, пожалуй… Если надо, я бы остался здесь… Я бы… Я не знаю, что я бы сделал…Он тряс кулаком у ее лица, крича:— Дрянь! — А когда она едва заметно отшатнулась, крикнул:— Вот как? Боишься, что побью?Она не сдавалась. Голова ее отклонялась то вправо, то влево, то вверх, то вниз, когда он тряс ее за плечи, но взгляд оставался неподвижным, губы сжатыми.— Соня, скажи же что-нибудь! Иначе, мне кажется, я сам тебя убью. Слышишь? Я на все способен… Я на пределе…Он заплакал, говоря это. Обессилев, Адиль бей отпустил ее и отошел на шаг. Но вдруг от изумления у него буквально глаза чуть не вылезли из орбит — он увидел на щеке у Сони блестящую полоску. Он не поверил своим глазам.— Соня!Адиль бей был потрясен. Он снова хотел схватить ее за плечи. Но едва приблизился, как она вскочила.— Оставьте меня!Она хотела убежать. Бросилась к двери и открыла ее до того, как он успел подбежать к ней.— Соня!Она уже бежала по коридору. Он нагнал ее и схватил в ту минуту, когда она уже спускалась по лестнице.— Оставьте меня! — повторила девушка.— Пойдемте. Я не отпущу вас.Кто-то увидел их с верхней площадки, но ему это было безразлично. Он втолкнул ее в кабинет и закрыл дверь на ключ.— Почему вы плачете?— Я не плачу.Это было почти что правдой. К ней вернулось спокойствие, но блестящая полоска на щеке еще не просохла.— Вы плакали. Вы и сейчас готовы заплакать. Я хочу, чтобы вы мне сказали…— Мне нечего сказать.— Вот как! Вы отравили моего предшественника. Вы пытаетесь убить меня таким же образом, хоть и стали моей любовницей. И когда я требую объяснений, вам нечего сказать! Это превосходно! Это верх цинизма! Это…Это…Должно быть, он был смешон в таком возбуждении.Соня улыбнулась. На мгновение уголки ее губ приподнялись, но потом она бросилась в кресло, обхватив голову руками, и плечи ее задрожали.Смеется она? Или плачет? Адиль бей недоверчиво смотрел, не решаясь подойти.— Соня! Поднимитесь! Я хочу взглянуть вам в лицо… Стемнело, воздух стал черным как сажа.— Я знаю! Я идиот! Я всегда был идиотом, так ведь? Идиотом, потому что у меня слезы выступали от нежности к вам, когда я держал вас в объятиях! Идиотом, потому что ревновал вас! И, уж конечно, я был идиотом, когда глядел на себя в зеркало и беспокоился, чувствуя, что у меня совсем нет сил…— Замолчите! — взмолилась она, закрыв лицо руками.— Потому что я говорю правду? Я ведь чуть было не замолчал навсегда, и отлично представляю себе вас, в этом самом кабинете, с моим преемником, а потом вечером в моей спальне.Она вдруг отняла руки от лица, и это было так неожиданно, что он растерялся.— Я велела вам замолчать!Адиль бей никогда не представлял, что можно до такой степени побледнеть, и главное, никогда не думал, что за несколько секунд лицо может так измениться.Это была совсем другая Соня. Глаза опухли, веки были влажными. Нос расширился, оттого что раздулись ноздри, а губы казались толстыми и кроваво-красными.Она вовсе не была хороша в таком виде, и он простонал, охваченный стыдом:— Соня…— Нет. Дайте мне уйти.Она и не думала о том, как выглядит, и не прятала лицо. Машинально протянула руку за сумочкой, чтобы взять платок, и так же машинально Адиль бей подал ей свой.— Спасибо.— Давайте поговорим, Соня. Но прежде всего успокойтесь.Но она не успокоилась, как раз напротив! Ее охватил новый приступ истерики. Она плакала, как ребенок, судорожно вздрагивая всем телом и тщетно пытаясь глотнуть воздух открытым ртом. Она задыхалась. На это было страшно смотреть. Адиль бей пытался взять ее то за одну руку, то за другую, то погладить по лбу.Она отталкивала его, бормоча перекошенными губами:— Оставьте меня!В какую-то минуту она так стиснула руки, что пальцы ее побелели.— Умоляю вас. Соня!Он боялся, что ей станет дурно. Все ее тело судорожно вздрагивало, выгибалось, съеживалось. Она не хотела, чтобы он утешал ее, с ненавистью отталкивая.— Так дальше нельзя. Соня. Вы должны успокоиться. Вам станет легче, если мы поговорим.Его трясло от волнения. В доме напротив г-жа Колина задернула занавески, очевидно собираясь зажечь пампу — Я, наверно, наговорил вам много грубостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36