За это время выгорало как раз полсвечи. Когда она догорала до половины, он ложился и тушил ее. Утром выливал в раковину чай, приготовленный уборщицей, и открывал сам, как делал это в самом начале, жестянку со сгущенным молоком.Потом часами наудачу бродил по городу, смотрел, как разгружают суда, и когда никого поблизости не было, задавал по-русски вопросы женщинам, работавшим на разгрузке.— Сколько получают грузчицы? — спрашивал он Соню по возвращении — По крайней мере десять рублей в день.— На это можно прожить?— Конечно. Тем более что они не тратятся на наряды.— А на три рубля?Она в нерешительности промолчала.— Потруднее будет, правда? Даже если носить только ситцевое платье и бюстгальтер, как эти девушки! Так вот, они зарабатывают три рубля в день!— Кто вам сказал?Он молчал и ходил кругами по кабинету. Иногда искоса поглядывал на нее и видел, какая она бледная, узкоплечая. И не потому ли у нее такое дряблое тело, что она тоже, как все, плохо питается?Однажды Соня сказала ему неуверенным голосом:— Адиль бей, позвольте дать вам совет. Вы каждый день открываете по консервной коробке. Съедаете одну сардинку, или чуть-чуть тунца, или даже вообще не прикасаетесь к еде. Это производит плохое впечатление.— А если мне не хочется есть?— Тогда спрячьте эти коробки. Выбросьте их сами куда-нибудь.На этот раз она отвернулась от него, и он чуть было не растрогался.— Вот это они и делят между собой, когда меня нет, — пробурчал он тем не менее.— Кто?— Люди, которых я застаю здесь, когда прихожу неожиданно.— Да нет же! Это, наверно, родственники уборщицы. Я знаю, что у нее взрослый сын.— Этот взрослый сын шарит в моих бумагах!— С чего вы взяли?— Я сам видел.У нее наготове всегда был один и тот же ответ.— А у вас в стране слуги совсем не любопытны? Она была всегда бледна, но последнее время — он это точно заметил — становилась все бледнее. В последний раз, покрутившись чуть ли не час вокруг нее, пытаясь справиться с собой, он все-таки в конце концов попросил ее вечером прийти к нему, а она пробормотала:— Вы этого непременно хотите?Тогда он сказал — нет. С тех пор прошло три недели.Свеча догорела до половины, и Адиль бей встал, неслышно прошел в спальню и стал раздеваться. Занавесок он так и не приобрел. По черным стеклам окна сбегали мутные капли дождя. По улице бежал настоящий ручей и журчал точь-в-точь как журчит ручей в лесу. Окно напротив было чуть приоткрыто.Он лег и потушил свечу. Как каждую ночь, он лежал с открытыми глазами и снова видел, как Пенделли, даже не зевая на этот раз, прощается со всеми, переполненный радостью, накануне отъезда на “Авентино”.И рядом с лицом Пенделли представлялось ему лицо человека в Новороссийске, сидящего с отчаянным видом возле бака, к которому он не подпускал чужих.Надо не забыть поговорить о нем завтра с Соней, но он был заранее уверен, что она, конечно, найдет нужный ответ. Что в других странах тоже голодают. Тогда он покажет ей снимки базаров в Стамбуле с тысячью ларьков, набитых доверху товаром… А видела она когда-нибудь, как на улице жарят на вертеле цельную тушу теленка? За несколько пиастров можно набрать полную тарелку телятины!Сколько раз в месяц удавалось ей поесть мяса? А ведь в ее возрасте как раз и формируется женский организм! Ее маленькие груди уже чуть-чуть отвисли. Кожа была очень белой.Почему она так категорически отвечала ему? Почему она всегда была настороже? Как было бы просто стать добрыми друзьями, говорить друг с другом искренне, от всего сердца! И почему она смотрела на него с таким любопытством, даже, как ему иногда казалось, со скрытой жалостью, когда он сжимал ее в объятиях? У него подчас слезы выступали на глазах при мысли, что вот они здесь вместе, лежат, тесно прижавшись друг к другу, а она почти холодно спрашивает его:— Что это с вами, Адиль бей?Тем хуже для нее! Долго это тянуться не может! Она уже стала другой, увеличились темные круги под глазами. Теперь Соня вздрагивала, когда он неожиданно подходил к ней. Зимой она ходила все в том же черном платье, что и летом, в той же шляпке и тоненьком прошлогоднем шевиотовом пальтишке. Два или три раза он заставал ее в консульстве за вязанием шерстяных перчаток. Женщины, ходившие в бар, были более упитанными. Но ведь Джон как-то раз сказал ему, что после двух-трех месяцев работы их отсылали обратно в Москву, чтобы они здесь не завели друзей.А одну из них пристрелили — это тоже Джон рассказал, — потому что она была слишком откровенна с бельгийским морским офицером. Адиль бей забыл сказать об этом Соне.Она, должно быть, знала об этом. Она же все знала. Но он хотел заставить ее услышать об этом от него!В какие-то минуты дождь внезапно усиливался, превращаясь в ливень. Ручей в тот же миг становился куда более шумным. Это тянулось всего несколько минут, не более четверти часа, потом снова монотонно шелестел дождь.Дом напротив казался светлым, полуоткрытое окно выглядело черной дырой, которую Адиль бей видел из кровати.В этой дыре находилась Соня. Джон говорил о ней. Неджла тоже. Все о ней с ним говорили, будто в городе не было других, кроме этой бледненькой девушки.А на самом деле их были сотни! Это он тоже теперь знал, Что касается Сони, она все больше теряла силы, это ясно! Она ослабеет раньше, чем он…Консул повернулся на другой бок, ему почудилось, что он скользит вниз по крутому склону, и он заснул. Сквозь сон его преследовал стук дождя, но теперь ему казалось, что это стучит пишущая машинка и секретарша, с темными кругами под глазами, заканчивает фразу и, повернувшись к нему, ждет продолжения.Не забыть рассказать ей о том человеке из Новороссийска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36