Мегрэ не заметил ни того, что она выходила на улицу, ни того, что в течение пятнадцати минут ее не было в столовой!
— Вы, вероятно, ходили в аптеку за лекарством?
— Нет Мне просто хотелось посмотреть на порт во время ливня и бури..
— Благодарю вас. Следующий!
Вошла Ирма, по-прежнему хлюпая носом и теребя пальцами уголок фартука.
— Как, по-вашему, были ли у Жанны враги?
— Не знаю, мсье.
— Вы не заметили за последнее время изменений в ее настроении, она не чувствовала, что ей что-то угрожает?
— Она только сказала мне сегодня утром, что ее ненадолго хватит служить в этом доме. Так она выразилась.
— С вами здесь плохо обращаются?
— Я этого не говорила, — с живостью возразила Ирма, покосившись на дверь.
— Известно ли вам по крайней мере, были ли у Жанны любовники?
— Еще бы!
— Почему вы так уверенно говорите?
— Она вечно боялась забеременеть.
— Вы знаете их имена?
— Был один рыбак, который вызывал ее свистом в переулок, его зовут Гюстав.
— Про какой переулок вы говорите?
— А за домом у нас переулок. Через кухню, черным ходом, потом перейти двор и выйдешь прямо туда…
— Вы сами выходили вечером?
Она поколебалась, чуть не сказала «нет» и после минутной нерешительности призналась:
— Я выскочила на минутку в булочную. Сбегала купить булочку.
— В котором часу?
— Я не посмотрела… Около пяти часов, верно.
— Почему вам понадобилась булочка?
— Мы здесь не больно-то сытно едим, — тихонько промолвила она.
— Благодарю вас.
— Вы не передадите ей?
— Будьте спокойны… Следующий! На этот раз вошел Жюль Моссле, державшийся с подчеркнутой непринужденностью.
— К вашим услугам, господин комиссар.
— Вы сегодня днем отлучались из дома?
— Да, господин комиссар. Я ходил за сигаретами.
— В какое время?
— Примерно без десяти или без пяти пять. Я вернулся почти сразу, погода была отвратительная.
— Вы не были знакомы с убитой?
— Да нет, конечно, господин комиссар. Его поблагодарили, как и остальных, и его место заняла жена, которой задали тот же вопрос:
— Вы сегодня выходили?
— Я обязана отвечать?
— Так будет лучше для вас.
— В таком случае прошу вас только не сообщать об этом Жюлю. Вы сейчас поймете. Мой муж пользуется большим успехом у женщин. Но он слабохарактерный, и я не доверяю ему. Когда он собрался выходить, я спустилась вслед за ним, желая узнать, куда он идет…
— И куда же он направился? — спросил комиссар, бросив быстрый взгляд на Мегрэ.
Ответ был по меньшей мере неожиданный.
— Не знаю.
— Как же так? Вы признались, что пошли вслед за ним…
— Совершенно верно! Я и думала, что иду за ним. Поймите! Пока я надевала пальто и брала зонтик, он уже завернул за угол. Когда я добралась до этого угла, я заметила вдалеке мужчину в коричневом плаще и пошла за ним. И только минут через пять, когда он прошел мимо освещенной витрины, я обнаружила, что это вовсе не Жюль. Пришлось вернуться ни с чем. А потом я даже виду не показала.
— Через сколько времени после вас он вернулся?
— Право, не знаю. Я поднялась наверх. Он мог побыть в гостиной…
В эту минуту резко задребезжал дверной колокольчик и вошел полицейский с телеграммой для комиссара. Тот вскрыл ее, прочел и протянул Мегрэ.
«Ни Джон Миллер, ни кто-либо другой, подходящий по приметам, не сошел с парохода, прибывшего в Ньюхейвен из Дьеппа».
Комиссар полиции вежливо предложил Мегрэ принять участие в дальнейшем дознании, если ему интересно, но предложил это без особого воодушевления, задетый странным поведением коллеги, который как будто был не особенно расположен помогать ему.
Пока они шли рядом, держась поближе к домам, из опасения, что им угодит в голову черепица — куски ее валялись повсюду на тротуаре, — он все же поделился с Мегрэ своими планами.
— Как видите, я не хочу просто плыть по течению. Я был бы крайне удивлен, если бы Джон Миллер не оказался замешанным в это дело. Хозяйка пансиона заявила, что он прожил у нее довольно долго, но на ее вопросы всегда отвечал уклончиво. Он расплатился французскими деньгами, но вот любопытная деталь: он дал необычно много мелкой монеты. Выходил он редко и только по утрам. Два дня подряд мадмуазель Отар встречала его на рынке, где он вроде бы интересовался маслом, яйцами и овощами…
— Или же кошельками торговок, — бросил Мегрэ.
— Вы полагаете, он карманный вор?
— Во всяком случае, это объяснило бы, почему он вернулся в Англию под другим именем и в другой одежде, чем те, которые вы указали.
— Это не помешает мне продолжать его розыски. А теперь зайдем к Виктору, хозяину кафе близ рыбного рынка. Я хотел бы повидать там Постава, о котором упомянула горничная, и узнать, не тот ли это Постав Щербатый, которым мне несколько раз довелось заниматься.
— Полицейский утверждал, что здешние парни чаще забавляются ножом, чем револьвером, — заметил Мегрэ, перепрыгнув через глубокую лужу, но все же обдав себя грязью.
Через несколько минут они вошли к Виктору в кабачок с липким, скользким полом, где стояло с десяток столиков, за которыми сидели люди в матросских блузах и в сабо. Помещение было слишком ярко освещено, из автомата-проигрывателя неслась пронзительная музыка, хозяин и две служанки, не блиставшие чистотой, суетились у стойки и между столиками.
По взглядам сидевших в кабачке людей было ясно, что они узнали полицейского комиссара, который уселся с Мегрэ в углу и заказал пиво. Когда служанка принесла кружки, комиссар удержал ее за фартук и спросил вполголоса:
— В котором часу Жанна приходила сегодня днем?
— Какая Жанна?
— Любовница Гюстава.
Девушка поколебалась, бросила взгляд на группу мужчин и, подумав, сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11