Она утверждала, будто вышла из дома, чтобы следить за мужем, но якобы ошиблась, приняла за него кого-то другого и вернулась ни с чем. Вся эта история с материей…
— Вот-вот!
— Что — вот-вот?
— Эта запись на меню как раз и означает, что она невиновна, более того, что ни одна женщина этого дома невиновна, и поэтому нет необходимости допрашивать печальную даму. Так мы с женой прозвали учительницу… Подумайте, ведь каждая женщина наизусть знает свой размер и ширину ткани, и ей незачем записывать их. Но зато если она поручит мужчине покупку такого рода или если он вздумает сделать ей сюрприз…
Он указал на старые журналы мод, лежавшие на столе.
— Я уверен, что мы найдем в них фасоны, понравившиеся госпоже Моссле. Они с мужем говорили о материях. Муж записал эти цифры, желая сделать ей подарок. Ему необходимо быть любезным: ведь деньги-то, иначе говоря, гостиница «Золотое кольцо», как мы слышали, принадлежит ей. А его взяли в дом, потому что для ведения дел потребовался мужчина. И еще, вероятно, потому, что с годами госпожа Моссле стала чувствовать какую-то пустоту в своей жизни. Но он человек ненадежный, его надо крепко держать в руках, следить за ним. Жюль Моссле останавливается с женой у землячки, не подозревая, что мадмуазель Отар приютила у себя неудачницу, которая также прежде жила в Вильконтуа.
А дождь все лил и лил. Прозрачные капли, догоняя друг друга, стекали по стеклу. Время от времени мимо скользили фигуры в черных плащах, держась поближе к дому.
— Все это меня не касается, конечно, — продолжал Мегрэ, — но девчонки вчера вечером, рассказывая о Жанне, говорили не только хорошее. Она не отличалась примерным поведением, несчастья ожесточили ее, она была озлоблена. Она ненавидела мужчин, винила их в своем падении и старалась сорвать с них хотя бы деньги. Она была из тех немногих посетительниц кафе, которые соглашались после танцев провести с партнером ночь. Грог, конечно, крепкий напиток, но все же от него пьянеешь не так сильно, как кажется со стороны…
Комиссар со стыдом вспомнил тот снисходительный и игривый тон, каким он утром встретил Мегрэ.
— Вы потом сами все это распутаете. Вы поймете, что там, в Вильконтуа, Жанна была любовницей нашего Моссле, в общем пустого малого. Вы узнаете, что он отец мальчишки и что в свое время он угощал Жанну Фенар больше тумаками, чем тысячными или хотя бы сотенными ассигнациями. И вдруг она встречает его здесь с женой, богатой и притом ревнивой, как тигрица… Как же она поступает?
— Она его шантажирует, — вздохнув, нехотя проговорил комиссар.
Мегрэ раскурил третью по счету трубку, пробурчав себе под нос:
— Вот и все, не так уж это хитро… Она шантажирует его, а поскольку он боится не так за свою любовь, как за свое благополучие…
Он открыл дверь в столовую, где все по-прежнему сидели на своих местах, точно в приемной дантиста.
— А ну-ка, ты, поди сюда! — сказал он совсем другим тоном Жюлю Моссле, который крутил сигарету.
— Что такое?
— Ну-ну! Иди, не разговаривай…
И, обратившись к полицейскому инспектору высоченного роста, добавил:
— Зайди-ка и ты тоже.
И тогда только он обернулся к комиссару. Его взгляд означал: «Сами понимаете, с таким сбродом…»
Моссле держался уже не таким фатом, как вначале: еще немного, и он, пожалуй, запросит пощады.
В остальное Мегрэ не захотел вмешиваться. По другую сторону двери женщины вздрогнули, услышав громкие голоса, отчаянный протест, потом какую-то возню.
Мегрэ смотрел в окно. Он думал о том, что пароход уйдет в Ньюхейвен, вероятно, около двух часов. Потом, повинуясь странному ходу мысли, он сказал себе, что неплохо бы как-нибудь поглядеть на этот городок Вильконтуа.
Кто-то тронул его за плечо, но он даже не обернулся.
— Готов? — спросил он.
— Раскалывается..
Он еще мгновение сидел лицом к окну, чтобы скрыть от комиссара невольную улыбку.
Иной раз не стоит подчеркивать свое превосходство.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11