Затем отчеты о ходе судебного процесса:»…сбившийся с пути юноша, никогда не знавший тепла домашнего очага».Действительно, воспитывала Вайана старая тетка — его родители погибли в железнодорожной катастрофе по пути в Бордо. Но старая тетка была не хуже остальных.Прокурор с пафосом декламировал:«Вина подсудимого тем более тяжка, что молодой человек получил превосходное образование и…»Десять лет каторжных работ! Мадо, не замешанная в убийстве, получила полгода за соучастие в шантаже.Снова идет дождь. Слышно, как капли стучат об оцинкованное железо на крыше курятника. Г-жа Гийом, кажется, задремала.К счастью, жители Ла-Рошели ничего не помнят, хотя могли даже видеть Вайана, когда он с другими каторжниками проходил по городу: одеяло через плечо, на ногах деревянные башмаки, за спиной мешок.И они не знают! Никто не знает! Клетки плавучей тюрьмы… Сосед по камере, исполняющий вечерами танец живота на потеху товарищам…У Ж. П. Г, болит все тело. За восемнадцать лет он часто слышал разговоры о тропическом солнце, но молчал. Он читал газеты, в которых писалось о каторге…У него маленький, опрятный, кокетливый домик, со всех сторон открытый солнцу. Шкаф набит чистыми простынями и скатертями. В горшках цветы, в глубине садика курятник, на стенах гравюры, изображающие Ла-Рошель.— Почему ты никогда не расскажешь нам о своих родителях? — упрекнула его однажды дочь.О каких родителях? Настоящих? Они умерли, когда ему было всего пять. Что до родителей Гийома, он не знает, кто они и живы ли до сих пор. Согласно метрике, Гийом родился в департаменте Юра, но Ж. П. Г, никогда там не бывал.В Гвиане он пробыл два года. Однажды двое каторжников решились бежать, и Вайан попросил:— Если доберетесь до Парижа, разыщите красивую блондинку по имени Мадо, скажите, чтоб она попыталась вытащить меня отсюда.Шанс был один на тысячу. К тому же один из каторжников по дороге умер. Другой благополучно добрался до Франции. Как ему удалось разыскать Мадо?Во всяком случае, полгода спустя Вайаи получил «план», то есть необходимые для побега деньги.А этот кретин Виаль орет как зарезанный от пустяковой трепки!О девственном лесе, о первых часах пребывания в Венесуэле, о письмах к Мадо с мольбой прислать еще немного денег — лучше не вспоминать.— Ты спишь? — снова спрашивает жена.Он машинально отвечает: «Да». Он вернулся в Марсель через Геную палубным пассажиром четвертого класса. Мадо ждала в гостинице неподалеку от Старого порта.— Как ты изменился! — воскликнула она.Сама Мадо ничуть не изменилась. Все такая же розовая, благоухающая, хорошо одетая. Маленькая гостиница внушала ей отвращение, и она из брезгливости не пользовалась стаканом для чистки зубов — находила, что он плохо вымыт.— Я могу пробыть здесь всего несколько часов. У меня теперь пивовар. Он проводит в Париже четыре дня в неделю. Приезжает завтра вечером. Я привезла тебе документы! Документы Гийома!Но денег, по словам Мадо, у нее нет. Пивовар дает ей все, что она пожелает, кроме наличных.— В Париже тебе лучше не показываться. Когда устроишься, напиши, где ты, и я приеду тебя навестить…В ту ночь он тоже не спал. Мадо, видимо, было неприятно заниматься любовью с человеком, не принявшим ванну. Она повторяла:— Дай же мне спать… Что с тобой?.. Я никогда тебя таким не видела.В четыре часа утра он на цыпочках ушел из номера, прихватив три кольца, лежавших на ночном столике.Ему дали за них две тысячи франков. Он купил костюм, обувь. Сперва жил в семейном пансионе в Лионе, потом в Орлеане, где искал место.— Хочешь, я вызову доктора?Жена внезапно зажигает свет, и он смотрит на нее блуждающим, бессмысленным взглядом, не узнавая ни своей комнаты, ни даже дряблого, бесцветного лица, склонившегося над ним.— Ты очень бледен. Вот уже два часа мечешься во сне.Бледен? А он-то думал, что весь пылает.— Дай мне стакан воды, — просит Ж. П. Г.— Тебе плохо?Босая, она идет в ванную за холодной водой. Поддерживает стакан, пока муж пьет. Его так и подмывает брякнуть:— Благодарю, сударыня.Или заплакать. Или…Нет, он ничего не знает, у него нет никаких желаний, кроме одного — хоть несколько часов не думать, иначе дело закончится катастрофой.— Дай мне заснуть.Антуан, до которого, должно быть, доносится шум, ворочается в кровати: слышно, как скрипят матрасные пружины.Капли дождя по-прежнему стучат по крыше курятника, и по окну стекают мокрые полосы; это все тот же мелкий, затяжной, распыляемый ветром дождь, что и в полдень, когда Ж. П. Г, бродил по порту, спрашивая себя, посмеет ли он войти в ресторанчик к Мадо. 4 Под утро он забылся, а когда открыл глаза, жена, которая уже поднялась, поправляла шторы, чтобы лучи не падали на подушку мужа.— Собираешься вставать? — спросила она.— А почему бы и нет?— Ты провел беспокойную ночь. Раз не идешь в лицей…Ж. П. Г, совсем забыл: он не пойдет сегодня в лицей, ему сегодня нечего делать! И этот перебой в привычном распорядке дня придает первым утренним часам необыкновенную остроту.Он ведь даже не в отпуске. Он слышит, как торопливо одевается Антуан — мальчику пора уходить.Этот день — звено, выскочившее из цепи многих одинаковых дней, и он может прожить его иначе, чем остальные.К примеру, за все восемнадцать лет он ни разу, кроме как во время своих ежегодных ангин, не выходил к столу неодетым. Детям это вообще запрещалось. Одна г-жа Гийом имела право слоняться по дому в халате, домашних туфлях и в бигуди.А в это утро Ж. П. Г, ограничивается тем, что заправляет в брюки вчерашнюю сорочку, надевает шлепанцы и причесывается.В таком виде он спускается в столовую, становится на пороге двери в сад, и его белая, блестящая на солнце рубашка придает ему сходство с рабочим, который наслаждается воскресным утром в загородном домике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33