А он был изрядно выпивши и спал одетый на соломе в атмосфере теплого духа, исходившего от коня и кобылы…
— Вы не слышали никакого шума?
Он не знал! Не мог этого знать! Он заснул, а когда проснулся, увидел, что баржа оказалась посреди реки прижатой к плотине…
Было по этому поводу еще одно свидетельское показание. Но можно ли принимать его всерьез? Его дала госпожа Кутюрье, жена шкипера «Эглона-VII». Полицейский комиссар Корбея допросил ее в числе других, прежде чем разрешить каравану продолжить свой путь к каналу Луэн.
Протокол допроса лежал у Мегрэ в кармане.
«Вопрос: Вы ничего не слышали в течение ночи?
Ответ: Не берусь присягать…
В.: Скажите, что вы слышали…
О.: Это было так смутно… В какой-то момент я проснулась и посмотрела время на будильнике… Было без четверти одиннадцать. Мне показалось, что около буксира кто-то разговаривает…
В.: Вы не узнали голоса?
О.: Нет. Но я подумала, что это у Градю свидание с Эммой… И я сразу снова уснула…»
Можно ли было исходить из этого? Даже если и так, что это доказывало?

Ту ночь буксир, шесть барж и «Астролябия» провели перед шлюзом…
В отношении Артса заключение судебного врача было четким: он умер от удушения между десятью часами и половиной одиннадцатого.
Но дело осложняло второе заключение, касавшееся Эммы: «…На левой щеке имеются кровоподтеки, причиненные тупым орудием или ударом кулака… Что касается смерти от удушения при повешении, то она наступила около часа пополуночи…»
Мегрэ все глубже и глубже погружался в замедленную и тупую жизнь Ла-Ситангетты, как будто только в ней он был способен размышлять. Самоходная баржа, над которой развевался бельгийский флаг, напомнила ему о Теодоре, сыне Артса, который, должно быть, прибыл в Париж.
В то же время этот флаг навел его на мысль о джине, бутылку которого, более чем наполовину опорожненную, обнаружили на столе в каюте. В ней все было перевернуто вверх дном, даже обшивка матраса была вспорота, и клочки ее разбросаны по полу.
Не было сомнения, что здесь искали кубышку со ста тысячами франков! Первые дознаватели утверждали:
Все очень просто! Эмиль Градю убил Артса и Эмму… Потом он напился и стал искать кубышку, которую и спрятал в лесу… Вот только…
Да! Вот только доктор Поль при вскрытии тела Эммы обнаружил в ее желудке то количество спиртного, которого недоставало в бутылке!
Так что это значит? А что джин выпила Эмма, а не Градю!
— Отлично! — отвечали дознаватели. — Убив Артса, Градю напоил его жену, чтобы облегчить себе задачу, так как знал, что она женщина крепкая…
Если им верить, Градю и его любовница оба были на борту от десяти до половины одиннадцатого, когда умер Артс, и в полночь и в час пополуночи — время смерти Эммы…
Разумеется, такое было возможно… Все было возможно… Только Мегрэ хотел — как бы это сказать? — хотел научиться мыслить так, как мыслили люди на барже.
Как и все другие, он был суров с Эмилем Градю. Целых два часа он держал его как на угольях. Для начала Мегрэ взял его на пушку, как говорят на набережной Орфевр.
— Послушай, старина… Ты замарался, это ясно как день… Но, откровенно говоря, я не думаю, что ты убил их обоих…
— Я ничего не сделал!
— Конечно, ты их не убивал… Но сознайся, что ты двинул-таки старика… Впрочем, он сам виноват!.. Он вам помешал, и ты, защищаясь…
— Я ничего не сделал…
— Я уверен, что ты не трогал Эмму, ведь она была твоей любовницей…
— Вы напрасно тратите время! Я ничего не сделал…
Тогда Мегрэ стал еще суровее, в его голосе зазвучала угроза:
— Ах так… Ладно! Посмотрим, что ты запоешь на барже с двумя трупами…
Но Градю даже не моргнул перед перспективой следственного эксперимента.
— Когда вам угодно. Я ничего не сделал…
— Даже если найдут кубышку, которую ты припрятал…
И тогда Эмиль Градю улыбнулся… улыбнулся с жалостью… улыбнулся с видом превосходства…

В тот вечер только одна самоходная баржа и одна на конской тяге оставались на ночь в Ла-Ситангетте. Жандарм по-прежнему нес дежурство на палубе «Астролябии» и был немало удивлен, когда Мегрэ, взбираясь на борт, заявил:
— Мне уже поздно возвращаться в Париж… Лягу спать здесь…
Слышался плеск воды о корпус судна да шаги жандарма, который, боясь заснуть, ходил взад-вперед по палубе. Вскоре несчастный жандарм стал задаваться вопросом: а не сошел ли Мегрэ с ума? Он один производил столько шума, словно в трюме отвязали обеих лошадей.
— Извините, дружище…
Это Мегрэ высунулся из люка.
— Вы не могли бы пойти поискать для меня кирку?
Ну и ну! Идти искать кирку в два часа ночи в таком месте! Все же жандарм разбудил смотрителя шлюза с печальным лицом. У него оказалась кирка, так как при доме был сад.
— И для чего она понадобилась вашему комиссару?
— Да я, знаете ли…
Они многозначительно переглянулись. А Мегрэ вернулся с киркой в каюту, и с тех пор больше часа жандарм слышал оттуда глухие удары.
— Послушайте, дружище… — Это снова был Мегрэ, потный и тяжело дышащий, который просунул голову в люк. — Пойдите позвоните от моего имени… Пусть следователь приедет завтра пораньше и пусть распорядится, чтобы привезли Эмиля Градю…

Никогда еще смотритель шлюза не был таким мрачным, как тогда, когда вез к барже следователя и Эмиля Градю между двумя жандармами.
— Нет… Клянусь вам, что ничего не знаю…
Мегрэ спал на койке Артса! Он даже не извинился, сделав вид, что не замечает, как был ошеломлен следователь тем, что увидел в каюте.
Пол здесь был снят. Под ним оказался слой цемента, разбитый ударами кирки, так что беспорядок был полный.
— Входите, господин следователь… Я лег очень поздно, поэтому еще не успел привести себя в порядок…
Он раскурил трубку… Где-то он отыскал несколько бутылок пива и принялся наливать.
1 2 3 4