Здесь были двое моих коллег по курьерской службе - Колеттис и Паппас, они
оба тоже проводили здесь свой отпуск. Паппас со своими отвисающими вниз
усами умудрялся выглядеть весьма печальным даже тогда, когда щипал упругие
ягодицы персианок, зато пухленький и шумливый Колеттис был явно в ударе,
он громко пел и часто смеялся. Третьим из гостей был незнакомый мне
мужчина, который наблюдал за играми рыбок в бассейне. Он был в одеждах,
характерных для двенадцатого столетия, лицо у него было такое, которое
мгновенно можно было определить как современное в двадцать первом веке.
Так мне во всяком случае показалось. И я оказался прав.
- Это ученый-администратор Пауль Шпеер, - сказал мне Метаксас
по-английски. - Навестивший нас научный работник. Познакомьтесь с курьером
времени Джадом Эллиотом, доктор Шпеер.
Наши ладони встретились в чисто формальном жесте. Шпееру было около
пятидесяти лет, это был высохший, бледный, невысокий мужчина с угловатым
лицом и живыми, нервными глазами.
- Очень приятно, - произнес он.
- А это, - продолжал Метаксас, - Евдокия.
Я, разумеется, заметил ее, едва нога моя ступила в этот внутренний
двор. Это была стройная, золотоволосая девушка с чистой светлой кожей, но
темными глазами. Лет ей было девятнадцать-двадцать. На ней было много
всевозможных драгоценностей, и поэтому я решил, что она наверняка не
является рабыней. Однако одеяние ее было весьма вызывающим по византийским
стандартам и состояло только из огромного куска легкого полупрозрачного
шелка, в два слоя обернутого вокруг ее тела. Как только ткань туго
натягивалась, как сразу же обозначалась высокая, не очень толстая грудь,
мальчишеские ягодицы, плоский живот, даже что-то вроде треугольного пучка
волос ниже пояса. Я предпочитаю женщин смуглых, темноволосых, с пышными
формами, но даже несмотря на все это, Евдокия показалась мне необыкновенно
привлекательной. Она казалась похожей на натянутую струну, на согнутую
дужку лука, в ней ощущалась огромная скрытая энергия, нерастраченный пыл и
необузданная страстность.
Она сдержанно, но смело, изучающе, смотрела на меня, затем выразила
свое одобрение, упершись ладонями в бедра и изогнув дугою спину. Это ее
движение еще сильнее обтянуло шелк вокруг ее фигуры и показало мне ее
обнаженность в гораздо больших подробностях, чем раньше. В глазах ее
сверкнуло сладострастие.
- Я уже рассказывал тебе о ней, - обратился ко мне Метаксас
по-английски. - Она моя многократно прабабка. Испробуй ее в своей постели
сегодня ночью. Она невероятно потрясающе работает бедрами!
Евдокия улыбнулась более дружелюбно. Она не знала, о чем говорит
Метаксас, но, должно быть, догадывалась, что речь идет о ней. Я старался
не присматриваться слишком уж явно к выставленным напоказ прелестям
добропорядочной Евдокии. Разве положено гостю строить глазки много раз
прабабушке хозяина дома?
Обнаженная красавица-рабыня предложила мне баранину, запеченную с
маслинами. Я проглотил все сразу, даже не посмаковав деликатес. Мои ноздри
все еще были полны аромата, исходившего от Евдокии.
Метаксас дал мне выпить вина и увел меня от нее.
- Доктор Шпеер, - сказал он, - совершил сюда вылазку в поисках
шедевров. Он знаток классической греческой драмы и разыскивает утраченные
пьесы.
Доктор Шпеер щелкнул каблуками. Он был из тех тевтонских педантов,
которые не стесняются использовать свой ученый титул во всех без
исключений случаях. Ученый-администратор произнес целую речь:
- Пока все для меня складывается наиболее удачным образом.
Разумеется, мои поиски только еще начинаются, но мне уже удалось получить
в византийских библиотеках "Навсикаю" и "Триоптолема" Софокла,
"Андромеду", "Фаэтона" и "Эдипа" Еврипида, а также почти полную рукопись
Эсхила "Женщины Этны". Так что, как вы сами видите, дела у меня идут
довольно неплохо.
Не мешало бы напомнить ему о том, что патруль времени не станет
восторженно приветствовать приобретение утраченных шедевров. Впрочем,
здесь, на вилле Метаксаса, мы все уже одним фактом своего присутствия
являлись нарушителями правил, установленных Службой Времени, прямыми и
косвенными соучастниками времяпреступлений.
- Вы намерены, - сказал я, - пронести с собою эти рукописи вниз по
линии в нынешнее время?
- Разумеется.
- Но ведь вы не сможете опубликовать их! Что же вы тогда станете с
ними делать?
- Изучать их, - ответил ученый-администратор Шпеер. - Увеличивать
глубину своего понимания греческой драмы. Со временем я помещу каждую
рукопись в такое место, где ее смогут обнаружить археологи, и эти пьесы
будут возвращены миру. Это не такое уж значительное преступление, верно?
Разве можно называть вредным желание пополнить наш, такой, скудный выбор
трагедий Софокла?
Как по мне, так в этом ничего такого особенного не было.
Мне всегда казалось чрезмерной строгостью пресечение попыток
обнаружить вверху по линии утраченные рукописи или картины. Я в состоянии
понять, что совершенно непозволительно для кого бы то ни было забираться
например, в 1600 год и возвращаться оттуда с "Давидом" Микеланджело или
"Ледой" Леонардо да Винчи. Это было бы изменением истории и
времяпреступлением, поскольку и то, и другое гениальное творение должно
проделать свой особый путь вплоть до нашего нынешнего времени, а не
перескочить сразу через четыре с половиной столетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99