Если вы голодны, то можете поесть на камбузе, в носу корабля.
Он поел. Корабельная пища представляла из себя синтезированную массу, питательную и исключительно сбалансированную и вкусом спорящую с брикетами из соломы. Он ел молча и в одиночестве — команда уже пообедала.
Четверо членов экипажа играли в карты на смотровой площадке, откуда открывался вид на звездную бездну. Их занятие показалось Кеннеди неуместным и смешным одновременно, когда, шагнув через порог незапертой двери, он увидел, как они вчетвером, заросшие и одетые в давно не стиранные рабочие комбинезоны, расселись на корточках вокруг пустой бочки из-под горючего и мрачно дуются в покер, тогда как в пяти футах от них расстилается все великолепие звездного неба.
Он не испытывал никакого желания нарушать их игру, они же напрочь игнорировали его присутствие, поэтому ясно было, что он тут лишний. Улыбнувшись, он отвернулся от них. Конечно, думал он, когда проделаешь много космических полетов, то чувство великолепия космоса притупится, а покер так и останется захватывающим. Вид бесконечности, наполненной сияющими солнцами, притягателен до определенных пределов, решил про себя Кеннеди. Но сам не мог оторваться от распростершейся снаружи абсолютной тьмы, откуда прорывались звезды и где можно было также различить красноватое тело, которое он принял за Марс.
Марс удалился, оставшись позади. Кеннеди думал, что ему также удалось заметить по дороге обрамленный кольцами Сатурн. Проходили часы. Он снова поел. Затем поспал, почитал.
Так прошли два или, может, три дня. Для шестерых членов экипажа он был просто частью груза — пусть ходячий, но тем не менее. Он успел прочитать несколько книг. Было начал отпускать бороду, но кожа под щетиной начала нестерпимо чесаться, и он все начисто сбрил. Принялся писать письмо Мардж, но так и не дописал; он страстно желал бы захватить с собой Вацински, или Диноли, или Булларда, дабы делить с ними все неудобства жизни на этом тесном грузовике, чтобы они тоже получили «непосредственное впечатление» о Ганимеде.
В конце концов даже он устал от великолепия небес. В детстве дядя подарил ему дешевый микроскоп, и, зачерпнув стоячей воды в парке по соседству, целыми днями с восхищением наблюдал за плавающими в воде одноклеточными, детенышами улиток и ордой наделенных ресничками существ.
Вселенная в капле воды наконец утомила глаза и наскучила ему со всей живностью. Потом он спустил эту «Вселенную» в канализацию.
Звезды великолепны, но даже самое яркое великолепие со временем тускнеет. Сколько можно размышлять о грандиозности космоса? О бесконечном множестве солнц, о неведомых видах разумных существ возле красного Антареса или ослепительной Капеллы? Величие космоса воспринималось им на чисто эмоциональном уровне, а не на интеллектуальном, поэтому и утомило так быстро, а в конце концов стало само собой разумеющимся. Он отвернулся и вновь погрузился в чтение.
Так длилось до тех пор, пока гигант Юпитер не заслонил собой весь горизонт. Сайзер пришел сообщить, что ледяной серпик, едва заметный на фоне массива планеты, и был их местом назначения — Ганимедом.
Его снова пристегнули к гамаку, дали таблетку, и он опять уснул. А когда проснулся, в иллюминаторе было уже белым-бело — там расстилалась бесконечная притупляющая зрение белизна снежных равнин Ганимеда.
Стоял день, напоминавший здесь на значительном удалении от Солнца, призрачный полусвет сумерек. Кеннеди достаточно хорошо усвоил небесную механику Ганимеда эа месяц работы над псевдоколонией и знал, что ганимедский день длился чуть долее семи земных суток, соответствуя периоду обращения Ганимеда вокруг Юпитера, так как Ганимед подобно нашей Луне практически всегда был повернут к своей планете одной стороной.
Юпитер висел в небе выпуклым ломтем, и этот огромный кусок планеты, казалось, падает на голую поверхность Ганимеда, подобно небесному копью. На фоне туши планеты виднелся осколочек еще одной. Из юпитерианских лун, открытых Галилеем, вероятнее всего, — Ио.
Конечно же, купол станции находился по другую сторону корабля, из его иллюминатора не было видно ничего, кроме уродливых клыков иззубренных голых скал, местами покрытых пластами замерзшего аммиака, которые закутывали завихрения метановых облаков.
Бортовое радио отрывисто скомандовало: «Экипажу одеть скафандры! Мистер Кеннеди, пройдите вперед, быстрее. Мы прибыли на Ганимед!» Кеннеди озадаченно подумал, как они собираются высаживать его без скафандра. Но ответ появился прежде, чем он высказал свой вопрос вслух. К нему подошел Сайзер вместе с еще одним членом экипажа, он нес болтающийся пустой, как будто выпотрошенный, скафандр.
Ему помогли влезть внутрь, защелкнули шлем, подключили воздух и радио.
— Тебе недолго придется в нем торчать, — сказал Сайзер. — Ничего не трогай и старайся не чихать. Если почувствуешь, что с подачей воздуха что-то не в порядке, кричи, тут же кричи. Все ясно?
— Да, — ответил Кеннеди, ему было тепло и как-то влажно в скафандре, никто не позаботился о том, чтобы включить систему кондиционирования, а может, она не была предусмотрена. Он видел, как остальные двинулись в скафандрах по трапам на корму, и сам тоже направился к раскрытому зеву воздушного шлюза неуклюжей роботоподобной походкой, пока не заметил, что скафандр довольно гибкий и позволяет двигаться нормально.
Он высунулся из люка и с величайшей осторожностью спустился по трапу. Справа виднелся низкий купол, накрывший несколько довольно неряшливо собранных домиков. Из шлюза, пристроенного к куполу сбоку, выскочил грузовик и направился к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50