Он смотрел, и все ему виделось словно в замедленной съемке. Шипящие капли скатывались с края подноса и невыносимо медленно капали на его правую обнаженную руку.
Слезы боли проступили на его глазах, и он не знал, что было для него больнее – шипящие раскаленные капли на руке или сознание своего собственного полного бессилия – ведь он мог отшвырнуть поднос к самой стене, не пошевелив даже пальцем!
Джани высвободила поднос из рук и тут же под несла их ко рту:
– О боже, Ри, я этого не хотела! Сильно больно?
– Ничего, как-нибудь переживу. Не бери в голову.
Он обмакнул остатки супа со стола салфеткой. Боль понемногу стала утихать.
«КЕЧНИ, КЕЧНИ, ОТПРАВИЛ ТЫ МЕНЯ НЕ НА КАКОЙ-НИБУДЬ ПИКНИК!»
Райнхарт-старший дал ему работу в поле.
Основной сельхозкультурой на Мондарране-4 были так называемые длинные бобы, стручки которых местные обитатели поглощали в неумеренных количествах. Их мололи, как пшеницу, хотя это было и не единственная от них польза. Под жарким солнцем Мондаррана урожай созревал три раза в год.
Райнхарты владели маленькой фермой, размером около десяти акров, на склоне холма близ небольшого мутного озерка. Подходило время второго урожая, а это означало, что не за горами работа по сбору стручков с низкорослого кустарника.
– Нагибаешься и дергаешь вот так, – терпеливо объяснял Райнхарт Дэвидсону. – Затем оборачиваешься назад и кладешь стручки в корзину.
Райнхарт укрепил корзину за плечами Дэвидсона, надел свою собственную сбрую, и они вместе приступили к работе. День выдался особенно жарким. На этой чертовой планете вечно царит полдень. Дэвидсон сплюнул на землю.
Сизокрылые мухи назойливо вились около низких кустов с бобами. Дэвидсон изо всех сил старался поспевать за Райнхартом, но уже на следующей грядке отстал от него на добрых десять футов.
Работа была тяжелой. Дэвидсон чувствовал, как руки его немеют, покрываясь потом. От соприкосновения с грубой шелухой плода раздражалась кожа рук, спину ломило от тяжести корзины и от постоянных наклонов. Вниз, вверх, вниз… и так до бесконечности.
До боли сжав челюсти, Дэвидсон с трудом заставлял себя идти дальше.
Соленые ручьи пота стекали с лица за ворот рубахи. Одежда почти вся намокла от пота. Вот и конец грядки. Разогнув спину, Дэвидсон увидел, что Райнхарт стоит рядом, упираясь руками в бока, как ни в чем не бывало. На его лице не было даже намека на усталость. Он широко улыбнулся.
– Ну, как работенка, Ри? Тяжеловата?
Не в состоянии что-либо ответить, Дэвидсон лишь кивнул головой.
– Не огорчайся. Через пару недель втянешься. Все городские ребята сначала вот так помирают, а потом – ничего…
Дэвидсон обтер рукой лоб.
– Никогда бы не подумал, что собирать бобы так тяжко.
– Работа в самом деле нелегкая, я этого не отрицаю, – сказал Райнхарт, ободряюще похлопав Дэвидсона по спине. – Но ты быстро привыкнешь. Пойдем домой, угощу тебя пивом.
Назавтра пришлось приступить к работе с самого утра. Этот день тоже обещал быть жарким.
В поле вышла вся семья – двое старших Райнхартов, Джани, Бо и Бастер.
За плечами каждого болталась корзина для сбора стручков с бобами.
– Начнем с восточного крыла, – сказал Райнхарт, и без лишних слов все последовали за ним.
Каждый встал на свою грядку. Дэвидсон оказался на соседнем ряду с Джани по левую руку, а справа стоял Бо. Впереди уже была видна спина Дирка Райнхарта – какая-то двуногая сборочная машина, а не человек.
Секунду-другую Дэвидсон любовался его ловкими движениями, затем, спохватившись, заметил, что Джони и Бо уже на несколько шагов впереди.
Вздохнув, он принялся за работу.
Утреннее солнце постепенно взбиралось вверх по небосклону, и хотя оно еще не достигло зенита, Дэвидсон начал потеть уже после нескольких метров гряды. Он на мгновенье остановился, чтобы утереть пот рукавом рубахи, и тут услышал легкий, презрительный смешок где-то рядом с собой.
Густо покраснев, он глянул наверх и увидел улыбающуюся Джани. Она стояла над ним в той же позе, в которой вчера стоял ее отец, и именно это особенно задело Дэвидсона. Не сказав ни слова, он вновь наклонился к грядке.
Мышцы плеча правей руки начали надсадно ныть. Он знал, что это было результатом бесконечных движений руки снизу вверх и назад, чего ему никогда не приходилось делать.
Насмешливые слова Кечни вновь долетели до него: «РАЗВЕ ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ У ТЕБЯ РАЗВИЛАСЬ АТРОФИЯ МЫШЦ, СЫНОК?» Слова были сказаны с легкостью, в шутку – но только сейчас Дэвидсон понял, какой смысл был в них заложен.
В обыденной жизни он всегда полагался на свои телекинетические способности, гордился тем, что ему никогда уже не будет страшна тяжелая физическая работа. Самые незначительные вещи, как-то – открыть дверь, взбить подушку, подвинуть стул – можно было делать и вручную. Что же касается более сильных физических напряжений, так зачем же двигать шкаф, если можно переместить его с места на место лишь небольшим усилием воли?
Почему бы не использовать данную от природы силу, к тому же совершенную?
Вопрос был в том, что сейчас она была ограниченно совершенной.
Совершенство подразумевало под собой нечто большее, чем полный контроль над объектами; необходимо было и осознание ситуации, когда можно использовать телекинетические силы, а когда – нет.
На Земле, где всем на это плевать, он прибегал к их услугам почти без разбора. Здесь же он не осмеливался – и его ноющие мышцы были расплатой за былую беспечность. Да, Кечни хорошо знает свое дело.
Наконец они достигли конца грядки. Дэвидсон и Бастер окончили работу почти одновременно, с той разницей, что последний даже не запыхался.
1 2 3 4 5 6 7 8