Ангара оказалась очень
могучей рекой и несла воды непривычно для европейца много и быстро. Я привык
к крымским речкам, которые можно перепрыгнуть или переплюнуть. Наличие
небольшого количества воды было понятно для сознания вполне: где-то что-то
подтаивало малость и подтекало, образуя речку. Но откуда берется столько
воды сразу, как в Ангаре, сознание крымчанина воспринимать отказывалось. Мое
тело казалось незначительным природным образованием по сравнению с
водостоком мощной речищи. Факт впечатлял.
Реки удивительны тем, что вода в них движется, отчего в человеке
возникают необычные и специальные чувства, особенно когда воды много и она
быстрая.
Я не отношусь к типу людей, которые гордятся своим героическим прошлым.
Мои путешествия по морям и океанам не заставляют меня смотреть неуважительно
на водоем другой природы и меньшего размера. В природном факте я вижу только
прелесть его неповторимой особенности и не вспоминаю об океане, когда
нахожусь в другом месте. Я зауважал Ангару как непонятный для меня природный
объект. Непонятный, потому что у меня возникло от встречи с ним только
первое поверхностное впечатление. А чтобы понять реку, надо посвятить ей
часть своей жизни.
Я смотрел на реку, как на тигра, как на что-то дикое и недоступное.
Байкал таким не казался - я собирался с ним жить.
Въехали в Листвянку. Поселочек невелик и растянут вдоль берега залива.
Домишки ютятся по падям между лесистыми сопками. Я приготовился к встрече с
затрапезностью и грязюкой сибирского захолустья. Этого не понадобилось:
поселочек был чистенький и имел на редкость приветливый и душевный вид. Избы
из лиственницы бросались в глаза, создавая особенное и приятное настроение.
Лиственница - удивительное дерево, она придает строению чистоплотность и
дарит ее обитателям легкость дыхания.
У Валеры с дачей происходят одни недоразумения и крушение надежд. Сам
появляется здесь редко и на вопрос, зачем ему дача, ответить толком не
может, а только мучается догадками и воспоминаниями. Строение он сдал своим
знакомым задаром в надежде, что те отстроят баню во время проживания. Но
знакомые отжили положенный срок, а баню не построили. Валера стоял во дворе
своего домовладения, смотрел не моргая в пространство перед собой и чесал
затылок. Я пристроился и начал соучаствовать.
Выгрузив вещи, мы начали куролесить по поселку в поисках знакомых,
чтобы сообща обрадоваться жизни, лету и наличию Байкала поблизости. Знакомых
оказалась тьма.
Нас собралось человек 10 за одним столом. Я был незнакомый и поэтому в
основном сидел и молчал. Говорить было кому. Местные отличались от горожан
спокойным нравом и еще более широко открытыми глазами при взгляде в упор.
Иркутяне по инерции были озабочены городом и не могли расслабиться
полностью. Мысли их частично находились в уюте благоустроенных квартир.
Обитатели деревни благоустроенных квартир вдали не имели и поэтому
чувствовали себя посвободней. Компания сидела тесно сплоченным дружным
коллективом и производила внутри помещения атмосферу радости и любви. Я
погрузился в эту атмосферу, и во мне начали просыпаться давно забытые
чувства, порождаемые присутствием правильных людей, которых последний раз
видел, трудясь и живя на Сахалине во времена своей молодости.
Люди везде разные, но, безусловно, существует что-то общее для тех, кто
живет в одном месте. Это своего рода душевная суть объединенного
существования. Она питается настроением и духом сожителей, а также питает
все вокруг тем, что имеет. Так рождается и существует дух сообщества. Дух
жителей Листвянки - это дух братства и товарищества. Но все-таки это не
север, где люди сплачиваются больше от того, что они все вместе оказались в
большой дыре. Там, в коллективе, в основном производится атмосфера печали и
тоски от удаленности и заброшенности, и только потом на основе этого
возникают те особенности поведения, которые характерны для северян. Здесь
все по-другому: это не север и не островная земля и нет необходимости в
понятии "материк". Народ живет коренным образом, поэтому объединяет его не
удаленность от цивилизации, а что-то другое, местное байкальское.
Капитализм, конечно, оказал влияние на быт и нравы жителей, но не
настолько, чтобы разрушить чудесные особенности духа местного товарищества.
В российской буржуазной Европе сейчас отношения между людьми настолько
изменились, что, кажется, ничего хорошего на корню не осталось и нет в живых
того образца, с которого можно будет со временем начать возрождение нации.
Очень похоже на то, что российский генофонд сохранился только здесь, в
Сибири. Об этом можно догадаться по открытым взглядам жителей глубинки.
Именно они, эти жители сибирских захолустий, являются носителями духа нации,
того, чего не приобрести за деньги и не восстановить так просто, если
однажды растерять.
Разговоры наши застольные были всякие, но, в основном, радостные.
Заговорили о клещах, для которых сейчас был самый сезон. Оказалось, что двое
из присутствующих переболели энцефалитом, и что самое поразительное, так это
то, что ни у кого не было прививки. Удивляюсь беспечному отношению сибиряков
к страшной болезни: ее воспринимали чуть ли не как насморк.
Вышел на воздух ощутить байкальский простор и увидел местное население
в количестве трех человек, которые в честь лета и воскресенья устроили
праздник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94