Как и было обещано, Александр врезал ему не в полную силу, но рослому санитару хватило: как пустой мешок, он рухнул в высокую траву. Место было выбрано удачно: самое глухое на территории больницы, так что опасаться прохожих не приходилось.Время не ждало. В халате, снятом с «бесчувственного» Наума, и с надежным прикрытием в лице главврача закрытого отделения Кронов беспрепятственно добрался до выхода из больницы.— Куда вы идете, Кронов? Это же безнадежно! И уберите вы, ради Бога, свою бритву. Послушайте моего совета, говорю как друг...Что именно хотел посоветовать Николай Арнольдович, Александр так и не узнал. С чувством огромного облегчения он нанес короткий удар по профессорской плеши. Белый халат скомкал и бросил здесь же. Перемахнул через ограду на удивление легко: тело на протяжении месяца буквально нашпиговали сильнодействующими препаратами. Позади уже слышался шум, скорей всего, кто-то наткнулся на «отдыхающего» санитара.Машина, как и было обещано, оказалась неподалеку. С работающим двигателем и неприметного вида незнакомцем за рулем. Дверцу автомобиля Кронов захлопывал уже на ходу. * * * Войдя в курс дела, Оля всей кожей почувствовала, как изменилось отношение к ней. Своя, и к тому же под крылышком Евгения Павловича, — это кое-что да значило. Единственное обстоятельство омрачало Оленьке прелесть ее новой жизни: она опасалась доноса родителям. Ведь недаром ходят слухи, что есть некое недреманное око, которое всех девушек такого рода пристально «пасет».— Не робей, Оля. Око это — чушь собачья. Кому мы нужны, кому можем помешать? Другие времена: живи не тужи и дай жить другим. Теперь у милиции столько хлопот, до нас просто руки не доходят. Тем более, что кое-кто лично от меня получает побольше, чем в своем министерстве. А я — не казна: даром денег не плачу. Все мы пироги не в одиночку едим.Евгений Павлович привлек Олю к себе. Прохладный ветер врывался сквозь опущенное стекло «форда», трепал волосы девушки.Здесь она чувствовала себя надежно и защищенно, уходили тревожные мысли.— Хорошо с тобой, Женя. Так можно и забыть... — Оля замялась, подыскивая нужное слово.— Что мы с тобой связаны деловыми отношениями? Не надо. Разве в деньгах дело? Нам просто хорошо друг с другом, а все остальное не имеет значения. Доверься мне и выброси из головы все лишнее. — Он припарковал машину мягко, с точностью до сантиметра.В этот вечер Оля Гудина впервые ночевала не дома. Однако ни чуткость и опыт партнера, ни сладкое французское шампанское не могли заменить ей того, что она испытала только с одним человеком — Сашей Кроновым.Потом начались будни. Нечастая, с придирчивым отбором клиентов «работа», зависть подруг к новенькой, сумевшей привязать к себе Евгения Павловича. И день за днем копились крохи сведений о той, к которой можно было уже не ревновать возлюбленного, из-за которого приняла она всю эту муку и унижение. Задумчивость Оли в самый «рабочий» момент замечали многие. Посмеивалась и Машенька, которая, прослышав об особенной близости Оли и Евгения Павловича, набивалась в подруги.— Ну, Оленька, ты даешь! Такая умница, такая милочка! Дались тебе все эти ужасы. Что тебе эта Нина? Хорошая девочка, но все в прошлом, все с водой ушло... Она и при жизни была уже с червоточиной. Быстро ее на иглу посадили.— Кто?Взгляд Машеньки заметался. Почувствовала, что сболтнула лишнее. Оля посмотрела на двух парней у выхода, которые неторопливо прихлебывали ананасовый сок, расслабленно оглядывая зал. Спортивные, широкоплечие фигуры, короткие стрижки, белоснежные рубашки и сдержанные жесты — все в них, казалось бы, внушает симпатию и доверие. Настораживала только твердая, все подминающая под себя ухватка, полная уверенность в себе. От этих парней хотелось держаться на расстоянии, и желательно — почтительном.— Ты куда смотришь, Ольга? Тебе что, скучно живется? Эти и Евгения Павловича прищучат — рад не будет. Что-то он в последнее время слишком открыто работает. А без них нынче шагу здесь не ступишь, — Машенька разрумянилась, помахала ручкой бармену:— А ну-ка, Сережа, плесни мне еще «конинки». Не ленись, подойди к дамам, а то за стойкой совсем застоялся. Так когда мы с тобой наконец серьезно встречаться начнем?Последние слова произнесла, понизив голос, так что кроме Оли их услышал только молодой, упитанный бармен. Приблизившись к столику, он чисто по-пионерски засмущался.— Ну что ты, Машенька? Ты у нас буфетчику не по карману. И не приставай, а то дяди оттуда подумают, что я и вправду доллары трачу на девочек. Потом спрашивать начнут, а я человек слабый, сердце у меня мягкое. Им ведь не объяснишь, что и душой и телом нищ, а миг счастья так короток.— Придется, Сереженька, ввести для тебя скидку. А хочешь, на абонемент возьмем?— Ладно, обращусь, как поднакоплю чуток. Все, побежал, а то вон клиенты идут.В бар входила пожилая чета иностранцев. Оба в больших роговых очках и длинных пестрых бермудах. Белорубашечники в углу допивали сок, перебрасываясь короткими фразами.— Ты смотри, смотри, как Серега суетится? За «деревянные» небось бы так не прыгал. Скользкий типчик. Полупедик. Вероятно, через него Нинка и наркотики доставала. Стучит, да и все здесь стучат, вся обслуга.— Только обслуга?— Остынь, Оля. Не туда тебя повело, так и с трассы слететь недолго. Как Нинка трепалась: «Все они у меня в руках. По гроб жизни платить будут. Сами придут и все принесут». Вот и принесли девку на кладбище... Нет, уж — порхай, пока порхается, да только помни, что у нас тут этих энтомологов как собак нерезанных. Вот и Нинку для коллекции пришпилили. Здесь, думаешь, мы с тобой погоду делаем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38