.. держись! - аркадянин отодвинул от себя
Гиртеаду, еще раз посмотрел на ее заплаканное лицо и быстро, не
оборачиваясь, вышел из дома.
* * *
Солнце медленно поднималось из-за восточных гор. Стала видна
сухая, выцветшая трава словно солью покрытая инеем. Вдоль дороги
стояли бледные окоченелые деревья, потерявшие половину листвы, и
пожухлые кусты. Везде были следы ночного заморозка. Копыта
нескольких сотен лошадей с хрустом вонзались в холодную землю и
выворачивали ее, оставляя после себя бурый, влажный, чуть
дымящийся след. Поверх варварских штанов, мехом наружу, и
кожаной латной куртки, Калхас завернулся в шерстяной гиматий, но
резкий встречный воздух не давал ему согреться.
Холод царил в душе. Расставание - всегда боль, но расставание в
канун родов было втройне тяжело. Как она там? О чем думает? Что
делают эти местные колдуньи-повитухи? Кто защитит ее? Мысли об
Антигоне даже не вызывала ярости - так измучен был Калхас
воспоминанием о бледной, заплаканной жене.
Не меньшей заботой был Гермес. Непонятные слова, непонятное
прощание. Пастух ощупывал шарик - тот никуда не делся, висел на
груди, но будет ли он теперь помогать? Калхаса мучило опасение,
что Бог был им обижен. Однако чем? Непониманием? Аркадянин корил
себя за скудоумие, однако запоздалые попытки разобраться в
словах Гермеса были бесплодны.
Когда солнце встало над горами, всадники остановились на краткий
отдых. Люди Эвмена пустили по рукам несколько бурдюков с
крепким, настоявшимся вином. Сделал глоток и Калхас, но легче от
этого не стало. Вино было ледяным, от него ныли зубы и хотелось
чихать. Только ближе к полудню солнце начало немного греть
спины. Однако Калхас болезненно передергивал
плечами - сочетание холодного воздуха, бьющего в грудь, и
томящего тепла, давящего на спину, было неприятным.
Между тем прогревалась и земля. Над ней стал подниматься пар,
размывавший очертания окрестных гор. Звуки от ударов копыт стали
более глухими и влажными. Калхас привык уже проводить в седле
целые дни, поэтому особенной усталости не чувствовал. Но им
овладела сонливость. Сквозь слипающиеся веки он наблюдал, как
слуги поддерживают тяжко нагруженных вином сатрапов, и думал о
том, что и ему не помешала бы такая помощь. Тело стало
безвольным как мешок; то и дело проваливаясь в липкую темноту
сна, Калхас с трудом удерживал себя от падения. Укутанные
туманной пеленой мимо проносились деревни, небольшие лагеря
отрядов Амфимаха, ровные посадки вдоль дороги.
К вечеру они повернули с нее направо. Поплутав между зарослями
колючего кустарника, всадники оказались около самого подножия
гор и направились прямо к солончаковой пустыне. Горы
заворачивали к северу, снижались и все меньше растительности
оказывалось на их пути. Земледельцы здесь уже не жили, лишь
однажды им попались кострища давно уже покинутой стоянки
кочевников. Редко пробивались на поверхность ручьи, и вода в них
была холоднее ночного мороза.
День прошел в тоскливой дремоте. Закусывали на ходу, но еда
вкупе с тяжелым солнцем только добавляла одури. А когда светило
стало клониться к хмурому западу, с гор опять повеяло прохладой.
Вечером они достигли солончаков. Горизонт неожиданно
Вечером они достигли солончаков. Горизонт неожиданно
распахнулся, и всадники увидели перед собой пустое, ровное,
словно стол, пространство. Молчаливые и мертвые земли умирающее
солнце наполнило багряно-серыми разводами. Просоленная почва
вспыхивала изумрудными, голубыми огоньками - эти вспышки резали
глаза, и Калхас, устало зажмурившись, повернул лицо в сторону
гор. Некоторое время он давал глазам отдыхать, а когда открыл,
увидел, что к ним приближается большой отряд конных и пеших
воинов.
- Дотим! - раздался голос Филиппа.
Телохранители сатрапа, с лязгом вытащившие мечи из ножен, стали
прятать оружие.
Наемник осунулся. Варварские одежды, намотанные на него, делали
облик Дотима страшным. Он мрачно посмотрел на сатрапов и
приветствовал только автократора.
- Я оставил на Царской дороге заставу, а всех остальных
перебросил сюда,- сообщил аркадянин стратегу.- Только какой
прок? Нас сметут, как слон паутину.
Сатрапы зашушукались.
- Не печалься, Дотим. Я думаю, Антигон долго не рискнет
напасть на нас.
Эвмен неторопливо поведал о своем плане, и впервые за этот
день Калхас почувствовал толику облегчения. На лицах сатрапов и
военачальников была написана надежда, смешанная с сомнением.
Дотим расхохотался и в одно мгновение стал озорным.
- Это мне нравится! Если Фригиец попадется на нашу удочку,
память о его глупости переживет нас всех!
- Попадется. Я уверен,- твердо сказал Эвмен.
Они направились к широкому склону горы, хорошо видной с
солончаков. Телохранители Эвмена достали из седельных мешков
размеченные узлами мерные веревки. Разъзжая по склону, люди
Тиридата принялись обозначать место для лагеря на тридцать тысяч
человек. В это время остальные, рассыпавшись вокруг них,
собирали хворост и складывали костры на расстоянии двадцати
локтей один от другого.
После дня, проведенного в седле, Калхас с трудом передвигал
ноги, и все же он старался не отставать от Дотима. Оживившийся,
повеселевший вождь наемников энергично врубался в заросли
кустарника. Пастух скручивал из срубленных ветвей какое-то
подобие вязанок, и аркадяне уносили их в сторону лагеря. Иглы
больно впивались в руки, но Калхас только шипел, не прекращая
работы. Солнце уходило за горизонт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50